— Понятно.

— Я заметил, ты ничего не кладешь мне в ящик.

— Ага. Я положу.

— Это не задание. Я просто думал, это будет хороший способ снять какую-то тяжесть с души.

— Ладно.

— Каждого что-нибудь тяготит. Твоих братьев. Меня. Маму. И это может серьезно осложнить жизнь.

— Прости.

— Нет, я имею в виду тебе. Я всю жизнь изо всех сил старался защититься от того, чего больше всего боялся, и в итоге неправильно было бы говорить, что бояться было нечего, но, может быть, столкнуться с моими худшими страхами на самом деле и не было бы так страшно. Может, эти мои старания были еще хуже. Помню вечер, когда я уезжал в аэропорт. Я поцеловал вас, ребят, как будто предстояла очередная обычная поездка, сказал что-то типа "увидимся через пару недель". И пока я готовился уйти, мама спросила, чего я еще жду в жизни. Она сказала, что это важный момент и что я должен переживать сильные эмоции, и вы, парни, тоже.

— Но ты не вернулся и не добавил что-нибудь еще.

— Я слишком боялся.

— А чего ты боялся?

— Да бояться было нечего. Вот это я и пытаюсь тебе объяснить.

— Я знаю, что на самом деле бояться было нечего. Но тебя-то что пугало?

— Что это станет настоящим?

— Отъезд?

— Нет. Что у нас было. Что у нас есть.

Джулия сунула щетку поглубже за щеку и оперлась ладонями о раковину. Джейкоб, сплюнув, сказал:

— Я упускаю свою семью, как мой отец упустил нашу.

— Не упускаешь, — сказала Джулия, — но мало просто не повторять его ошибок.

— Что?

Она вынула щетку и повторила:

— Не упускаешь. Но это мало — просто не повторять его ошибок.

— Ты отличная мать.

— Отчего ты вдруг это говоришь?

— Я думал о том, какой отличной матерью была моя.

Джулия закрыла шкафчик и, помедлив, как будто раздумывая, стоит ли заговорить, сказала:

— Ты не счастлив.

— Почему ты так говоришь?

— Но это правда. Ты кажешься счастливым. Может, даже считаешь себя счастливым. Но это не так.

— Ты думаешь, я депрессую?

— Нет. Думаю, ты придаешь чрезмерное значение счастью — и своему, и ближних, — а несчастливость настолько тебя ужасает, что ты лучше пойдешь ко дну вместе с кораблем, чем согласишься признать — в нем пробоина.

— Не думаю, что это так.

— И да, я думаю, ты депрессуешь.

— Это, наверное, просто мононуклеоз.

— Ты устал писать сценарий к сериалу; это не твое, его любят все, кроме тебя.

— Его не все любят.

— Ну, ты уж точно нет.

— В общем, он мне нравится.

— И тебя коробит, что твое дело тебе просто нравится.

— Не знаю.

— Нет, знаешь, — сказала Джулия. — Ты знаешь, в тебе что-то сидит — книга, сценарий, фильм, еще что-то — и если когда-нибудь ты сможешь выпустить это на волю, все жертвы, которые ты когда-либо принес, перестанут казаться жертвами.

— Как-то не чувствую, что их надо было приносить.

— Видишь, как ты поменял грамматику? Я сказала: жертвы, которые ты принес. А ты говоришь: надо было приносить. Улавливаешь разницу?

— Боже, тебе правда надо получить диплом и кушетку.

— Я не шучу.

— Знаю.

— И ты устал притворяться счастливо женатым…

— Джулия…

— …И тебя корежит, что самая важная связь в твоей жизни тебе просто нравится.

Джейкоб часто злился на Джулию, иногда даже ненавидел ее, но ни разу не было такой минуты, чтобы ему захотелось ее обидеть.