В середине февраля, к нам в квартиру, с обыском, пришли сотрудники НКВД. Елизавета пояснила, что сразу после Нового года, она рассталась с сожителем, и его настоящее местоположение ей не известно. Тем не менее, обыск был произведен по полной программе. Благо, что Мэг помог Елизавете убрать все следы пребывания князя в квартире, и никаких компрометирующих улик у нас не было найдено.
Нас оставили в покое ненадолго. В начале апреля, ночью, нас разбудили и приказали собирать вещи. Дело в том, что с апреля этого же года, «Управление НКВД расширило масштабы операции "Об очистке погранполосы Ленинградской области и АК СССР от кулацкого и антисоветского элемента". В ходе этой операции было выселено 22 511 человек.». Под эту «гребенку» мы попали, как семья «бывших» из первого паспортного списка, в котором значился Николай Оболенский. Отвезли нас в спецприемник НКВД, где нам было разъяснено, что мы подлежим выселению, как члены семей «бывших людей». Спорить было бессмысленно, и мы уже смирились с нашей участью. Но на утро, следующего дня, нас без объяснений выпустили. У проходной нас ожидал Дмитрий Жак. Дело в том, что Елизавета, по документам, все еще являлась женой Дмитрия. А ему, ночью позвонила соседка и сказала, что нас арестовали. Без промедлений, Дмитрий стал поднимать все свои связи (как ни странно, телефонное право, присутствовало и в те времена) и он сумел объяснить, что арестовали нас, по ошибке.
Луи, власти, то же, не двусмысленно дали понять, что его пасквили, крайне негативно влияют на международное мнение мировой общественности о Советском образе жизни, и что его присутствие на территории СССР, может закончиться по весьма неблагоприятному, для него, Луи, сценарию. Не дожидаясь развязки сюжета, Селин, весной этого же года, отбыл к себе во Францию, где с еще большим остервенением, стал изобличать советский строй, и даже выпустил две книги по этому поводу.
Магеридж, как постоянный представитель Лиги наций, еще два года прожил в Советском Союзе. После чего уехал во Францию. Там, судьба, свела его вновь с Луи Селин, Мартой, Галиной Мехненко, Николаем Оболенским, его братом Александром и его женой, княжной Верой Оболенской (это уже другая, но не менее трагичная история). А в тридцать восьмом году он вернулся в Америку, где продолжал свою журналистскую деятельность, и получил «Пулитцеровскую премию».
А у нас жизнь продолжалась. Меня и моих друзей на первомайские праздники приняли в комсомол. Торжественное вступление в члены ЛКСМ проходило, как ни странно в здании Зимнего дворца, где одно из крыльев здания было отдано под постоянно действующий музей комсомола. После торжественного вступления в ряды комсомола, все направились на площадь перед Зимним дворцом, где должен был состояться праздничный концерт. Выступали как профессиональные артисты, так и самодеятельные коллективы и отдельные участники. Мы больше болтали между собой и смеялись, чем смотрели представление. Вдруг, что-то до боли знакомое и родное резко ударило мне по слуху. Сначала я не понял, но потом отчетливо осознал, что я услышал имя и фамилию, которые отозвались для меня эхом из прошлого. В моем мозгу, кто-то вновь прокрутил, как запись на пластинке фразу: «Выступает, ученица шестого класса, Гатчинской школы-интернат, Агафья Забудько, с песней о Родине». Я соскочил со своего места и стал пробираться к сцене. Агашка, а это была она, вдохновенно пела, не обращая ни на кого внимания. Песня закончилась, зрители аплодировали, а я еще не добрался до первых рядов. И тут я стал махать руками над головой, и кричать,