– Мне кажется, я смогу Вам помочь в разгадке этой тайны, – задумчиво и о чем-то вспоминая, сказала дочь Махно, – Мне необходимо кое-что проверить. А завтра, мы с Вами встретимся, и продолжим наш разговор, – подытожила она.

На следующий день мы встретились, и отправились на прогулку в парк Женис. Елена Нестеровна продолжила рассказ о княгине Оболенской и с каждым ее словом, я впечатлялся судьбой этой русской женщины. Тогда, я дал себе слово, что обязательно найду родственников «Prinzessin Viki». Прогулявшись по парку, мы присели на скамейку. Елена раскрыла сумочку – ридикюль, и извлекла оттуда вещицу, оказавшуюся записной книжечкой в кожаном переплете. Книжка была старая, с пожелтевшими листками бумаги. Внутри книжка была исписана стихами, цитатами и прочими заметками.

– Это единственная вещь, оставшаяся у нас с мамой еще с тех далеких времен, когда мы жили во Франции. Сотрудники МГБ, после тщательной проверки, не нашли в ней ничего крамольного и оставили ее маме. Она дорожила ей, говоря, что в ней сохранена вся романтика ее натуры. Кстати, здесь есть и стихи моего отца, – сказала она и стала искать их в книжке.

«Проклинайте меня, проклинайте,

Если я вам хоть слово солгал,

Вспоминайте меня, вспоминайте,

Я за правду, за вас воевал.

За тебя, угнетенное братство,

За обманутый властью народ.

Ненавидел я барство и чванство,

Был со мной заодно пулемет.

И тачанка, летящая пулей,

Сабли блеск ошалелый подвысь.

Почему ж от меня отвернулись,

Вы, кому я отдал свою жизнь?

В моей песне ни слова упрека,

Я не смею народ упрекать.

От чего же мне так одиноко,

Не могу рассказать и понять.

Вы простите меня, кто в атаку

Шел со мною, и пулей сражен,

Мне б о вас полагалось заплакать,

Но я вижу глаза ваших жен.

Вот они вас отвоют, отплачут

И лампады не станут гасить…

Ну, а батько не может иначе,

Он умеет не плакать, а мстить.

Вспоминайте меня, вспоминайте,

Я за правду, за вас воевал…»

Н. Махно 1921 г.

–, грустно и почти шёпотом, прочитала Елена стихи своего отца.

– Но не это я хотела Вам сообщить, – продолжила она, – После освобождения, мама передала мне эту книжечку и попросила, что бы я ее сохранила. И, если мне доведется встретить кого-нибудь из наших родственников или родственников Льва Зеньковского (Левы Задова), передать эту вещицу им. Так же она просила сказать им, что в этой книжке то, о чем Лева не знал, но до конца жизни надеялся, что получит необходимую подсказку. Я, честно, ничего тогда не поняла, но после Вашего рассказа о лоскуте кожи, с которым Лева расстался, только из-за надежды на то, что ему сохранят жизнь, поняла смысл маминых слов. Мне кажется, что разгадка находится в этой книжке. И еще, не знаю для чего, но она просила передать, что бы внимательно отнеслись к изданиям Шуберта. Да, не произведениям, а именно к изданиям Шуберта, – закончила она.

Я с благодарностью принял эту раритетную вещицу, еще не предполагая, каким образом она сможет мне пригодиться.

– Елена Нестеровна, – перешел я к более меркантильным темам, – Я не смогу объяснить Владимиру Леонтьевичу причину, по которой не смог Вас убедить в том, чтобы Вы приняли от него, подчеркиваю, от него, а не от меня, хотя бы часть, по праву принадлежащих Вам денег и драгоценностей. Давайте придем к компромиссу, я оставлю Вам несколько сберегательных книжек, на предъявителя. В каждой будет сумма, не более пяти тысяч рублей, которая не вызовет подозрения у сотрудников сберкасс. А Вы, если возникнет необходимость, воспользуетесь ими, – и с этими словами, настойчиво, но не бесцеремонно, положил несколько серо-синих тоненьких книжечек, с символикой Сбербанка СССР, в ридикюль Елены Нестеровны.