Ропер помедлил, чтобы осмотреть изнуренного Старбака.

— Полагаю, Господь захочет прижать меня к груди задолго до того, как приберет этого, — наконец ответил Ропер, и Старбак неохотно посмотрел вверх, увидев, что Ропер — это высокий чернокожий, которого явно веселит затруднительное положение Старбака.

— Выглядит так, будто ни для чего не сгодится, да? — сказал Ропер.

— Он неплохой работник, — неожиданно выступил Траслоу в защиту Старбака, и тот, услышав эти слова, почувствовал себя так, будто никогда в жизни не получал столь же ценного комплимента.

Траслоу, высказавший этот комплимент, прыгнул в яму.

— А теперь я покажу тебе, как это делается, парень, — он взялся за ручку пилы, кивнул Роперу, и внезапно огромное стальное лезвие потеряло четкие очертания, когда двое мужчин в одно мгновение вошли в привычный ритм.

— Вот как ты должен это делать! — заявил потрясенному Старбаку Траслоу, стараясь перекричать звон пилы.

— Позволить стали сделать всю работу! Не бороться с ней, а позволить нарезать для тебя дерево. Мы с Ропером могли бы перепилить половину лесов Америки, не сбив дыхания.

Траслоу работал только одной рукой, стоя сбоку, так что поток пыли и опилок сыпался мимо его лица.

— Так что привело себя сюда, парень?

— Я же сказал вам, у меня письмо от…

— Нет, в смысле янки в Виргинию. Ты ведь янки, да?

Старбак, вспомнив утверждение Вашингтона Фалконера о том, как этот человек ненавидит янки, решил повести себя дерзко.

— И горжусь этим, да.

Траслоу выпустил в угол ямы струю табачной жижи изо рта.

— И что же ты делаешь здесь?

Старбак решил, что у него нет времени рассказывать про мадемуазель Демарест или про труппу «Дядя Том», и потому предложил сокращенный и менее болезненный вариант этой истории.

— Я был изгнан из семьи и нашел пристанище у мистера Фалконера.

— Почему у него?

— Я близкий друг Адама Фалконера.

— Вот как? — голос Траслоу звучал с одобрением. — И где Адам?

— Как мы последний раз слышали, в Чикаго.

— Что он там делает?

— Работает в Христианской Комиссии по установлению мира. Они устраивают молебны и раздают воззвания.

Траслоу захохотал.

— Воззвания и молебны делу не помогут, потому что Америка не хочет мира, парень. Твои янки хотят поучить нас жизни, прям как британцы в прошлом веке, но мы и теперь мы не станем их слушать, как и тогда. Это не их ума дело. Кто платит, тот и заказывает музыку, парень. Я скажу тебе, чего хочет Север, парень.

Во время этого разговора Траслоу продолжал дергать пилу вверх-вниз в безостановочном ритме.

— Север хочет нами управлять, вот чего. Это всё эти пруссаки, так я думаю. Они талдычат янки, как сделать правительство лучше, а янки такие дураки, что слушают, но я так тебе скажу — теперь уже слишком поздно.

— Слишком поздно?

— Разбитое яйцо не склеишь, парень. Америка разделилась надвое, а Север продался пруссакам, и мы попадем в эту передрягу.

Старбак слишком устал, чтобы его заботили необычные теории Траслоу относительно Пруссии.

— А война?

— Нам просто придется ее выиграть. Выгнать этих янки. Я не собираюсь учить их жизни, так пусть и они от меня отстанут.