В худшколе все преподаватели пророчили ему будущее художника‑профессионала. Он рисовал пейзажи, портреты… и играл с друзьями в войну, ходил на уборку хлопка. Мог вступить в драку, если надо за справедливость постоять. На ссадины, синяки и царапины внимания не обращал. Марс умел по‑настоящему дружить. Всеобщий любимец, признанный лидер в классе, он никогда этим не пользовался ради собственной выгоды.

Зная его художественные способности, учителя, естественно, загружали его: он рисовал плакаты, стенгазеты, оформлял кабинеты, делал наглядные пособия к урокам немецкого и биологии.

Рисунки Марса были отмечены дипломом третьей степени на районном конкурсе «Я вижу мир». Его учитель Анатолий Неверов, преподававший Марсу основы изобразительного искусства, сразу понял, что это талант. Позже, когда Марса не стало, сокрушался, что не сумел его в этом убедить.

Он мог стать художником и творчеством своим утверждать добро. Склонность к рисованию у него от мамы. И то, что после школы он поступил в целлюлозно‑бумажный техникум, для всех явилось неожиданностью. «Не сумел убедить в таланте». А на выставке в Сыктывкаре, в художественном музее, у его рисунка стоят люди. Восхищаются игрою цвета, техникой письма «по сырому»…

Среди школьных тетрадок — несколько карандашных набросков. Дискотека. Нарисовано так, что с места «слышно», как надрывается магнитофон. А в углу подпись: «Глухая тишина»… На другом парень с девушкой. Целуются. Невольно вспоминаются слова его классного руководителя Азы Андреевны Ворониной: «Вскоре Марс так вытянулся, что стал самым высоким в классе. И самым красивым. По‑моему, все девчонки в школе были в него чуточку влюблены…»

А он? Перед призывом в армию ездил на родину, к бабушке, там и встретил Галю. «Жду тебя», — напишет она на конверте и опустит письмо в почтовый ящик в полной уверенности, что дождется…

А ведь у Марса был выбор. Он сам настоял на службе в Афганистане. До этого пытался поступать в художественное училище имени Сурикова в Ленинграде, в Ухтинский индустриальный институт. Да так ли уж важно, кем бы стал Марс? Очевидно одно: что бы он ни делал, делал по‑настоящему. Танцевал — все заглядывались, в самодеятельности играл как профессиональный актер; дом надо было построить — пожалуйста, любуйтесь. Из леса рябинку принес, посадил у калитки, переживал: не примется, слишком хрупкая…

Подошел срок службы, попросился туда, где труднее. В нем был резерв. Тот уникальный потенциал личности, который и срабатывает за пределом возможного.

Закончил «учебку» в Литве. Получил третий разряд по парашютному спорту. Командир подразделения предлагал ему остаться в «учебке» и поступать в Рязанское высшее воздушно‑десантное командное училище.

«Что скажут ребята?..» — писал он маме, когда в части уже стояли памятные обелиски ребятам, не вернувшимся из Афганистана. И в начале 1982 года Галина Ахияровна получила письмо: «Наутро нас собрали, и полетели мы в жаркую страну Афганистан. Думал и представлял ее совсем не такой. Охраняем здесь завод, на котором работают советские специалисты. Все полтора года будем ходить в караул, даже не представлял, что в Афганистане буду этим заниматься… Служба не тяжелая, совсем даже не опасная…» Почта, как всегда не спешила. Когда Галина Ахияровна читала эти строки, Марса уже не было…