— Имея в наших рядах такие таланты, мы не можем допустить, чтобы они пропадали зря. Обещайте, что выступите с еще одной речью. Убедительный оратор может сделать чудеса с колеблющейся толпой.

— Я бы рада. Но, знаете, нужно, чтобы кто-нибудь написал текст…

— Конечно! Конечно! — Она хлопнула в ладоши и подняла взгляд. — Предвижу митинги, дебаты, даже — кто знает? — поездку с лекциями!

Не на шутку испугавшись, я воззрилась на нее, но тут кто-то потянулся к моему рукаву, я обернулась и увидела сестру Эммы Раймонд, миссис Костелло, очень взволнованную.

— До чего же замечательная речь! — робко проговорила она. — Я чуть не прослезилась.

В самом деле, ее красивое лицо было бледно, большие голубые глаза горели огнем. Мне опять пришла та же мысль: какая жалость, что она не розовая… Но тут же вспомнились слова Энни: она потеряла мужа, очень доброго человека, и ищет другого.

— Вы очень любезны, — ответила я серьезно. — Но, знаете, ваши похвалы относятся к мистеру Баннеру, потому что речь, всю целиком, составил именно он. — Я потянула Ральфа за руку. — Ральф, это миссис Костелло, сестра мисс Раймонд, вдова. Ей очень понравилась твоя речь.

— Это правда, — подтвердила миссис Костелло. Она протянула руку, Ральф взял ее, мигая и заглядывая миссис Костелло в лицо. — Я всегда понимала, что мир устроен несправедливо, но до сих пор не видела возможности его изменить…

Сами того не замечая, они не расцепляли рук. Оставив их, я присоединилась к Энни, мисс Раймонд и Флоренс. Энни положила руку мне на плечо.

— Поездка с лекциями, а? Вот так-так! — Она повернулась к Фло: — Как ты на это посмотришь?

С тех пор, как я сошла с помоста, Флоренс ни разу мне не улыбнулась, теперь не улыбнулась тоже. Когда она наконец заговорила, голос ее прозвучал печально и растерянно — словно бы она удивлялась собственной ожесточенности.

— Я была бы за, если бы была уверена, что Нэнси согласна с собственными речами, а не повторяет их, как… как чертов попугай!

— Ох, Флорри, как не стыдно… — беспокойно оглянувшись на мисс Раймонд, произнесла Энни.

Я ответила Флоренс долгим пристальным взглядом и отвернулась; удовольствие от речи, от приветственных возгласов было испорчено, на сердце сделалось тяжело.

В палатке тем временем наступила относительная тишина: ораторов на трибуне не было и народ воспользовался перерывом, чтобы выглянуть на солнышко и замешаться в суету на лужайке.

— Что, если нам присесть? — весело предложила мисс Раймонд.

Мы двинулись к пустому ряду сидений, но тут ко мне подлетела какая-то девочка.

— Простите, мисс, — сказала она. — Это вы та девушка, которая выступала с речью? — Я кивнула. — У палатки стоит одна леди; спрашивает, не выйдете ли вы с ней переговорить.

Энни со смехом подняла брови.

— Небось еще одно приглашение выступить с лекционным туром? — предположила она.

Я глядела на девочку и колебалась.

— Леди, говоришь?

— Да, мисс, — отвечала девочка уверенно. — Леди. Одета шикарно, глаз не видно из-за шляпы с вуалью.

Я вздрогнула и покосилась на Флоренс. Леди в вуали: я знала только одну женщину, подходившую под это описание. Значит, Диана все же меня заметила, наблюдала во время речи и теперь… кто знает, какая странная идея могла прийти ей в голову? От этой мысли меня пробрала дрожь. Когда девочка пошла прочь, я повернулась ей вслед. Флоренс тоже сдвинулась с места и проводила ее взглядом. В углу палатки, где откинутое полотнище образовывало выход, лежал прямоугольник солнечного света, такой яркий, что мне пришлось сощуриться и замигать. На краю этого прямоугольника стояла женщина, лицо ее, как описывала девочка, было скрыто за широкополой шляпой и сеточкой вуали. Под моим взглядом она подняла руки и откинула вуаль. Я увидела ее лицо.