Я стала рассматривать миссис Суиндлз и длинный ряд блестящих оловянных кружек у нее над головой, потом — игроков у бильярдного стола. Присмотревшись к ним, я спросила Флоренс:

— Ты, если я не ослышалась, говорила, что здесь собираются одни только розовые? А там, глянь-ка, парни.

— Парни? Ты уверена?

Она повернулась, куда я указывала, и стала изучать игроков. Держались они довольно развязно, половина из них были одеты в брюки и жилетки и щеголяли короткими, наподобие тюремных, стрижками. Флоренс рассмеялась.

— Парни? Это не парни! Нэнси, как ты могла обознаться?

Поморгав, я вгляделась. И начала различать… Это были не мужчины, а девушки — такие, как я…

Я нервно сглотнула.

— Они что, выдают себя за мужчин?

Не заметив хрипоты у меня в голосе, Флоренс пожала плечами.

— Некоторые выдают, наверное. Большая часть одеваются, как вздумают, и им все равно, за кого их примут окружающие. — Она перехватила мой взгляд. — А знаешь, я думала, ты и сама так жила…

— Если я скажу, что считала себя единственной в этом роде, ты решишь, что я дурочка?..

Она ответила добрым взглядом.

— Какая же ты странная, — мягко проговорила она. — Никогда не трогала бархат…

— Этого я не говорила; просто я никогда не использовала таких слов…

— Ладно. Ты употребляешь всякие-разные странные фразы. Ты как будто ни разу не встречала лесбиянку в брюках. В самом деле, Нэнс, иной раз мне кажется, что ты явилась на свет взрослой — как Венера в морской раковине на картине…

Флоренс подхватила капельку сладкого рома, стекавшую по стакану, и облизала палец. В горле у меня еще больше запершило, сердце екнуло. Шмыгнув носом, я снова перевела взгляд на бильярдный стол и лесбиянок в брюках.

— А зря я не надела свои молескиновые штаны… — произнесла я.

Флоренс засмеялась.

Мы посидели еще, потягивая ром; в комнате прибавилось посетительниц, стало жарко и дымно. Я пошла к бару за новой порцией, а когда вернулась, застала в нашем отсеке Энни с Норой, Рут и еще одной девушкой — светловолосой и хорошенькой; ее представили мне как мисс Раймонд.

— Мисс Раймонд работает в типографии, — объявила Энни, и я притворилась, что впервые это слышу.

Через полчаса она отправилась на поиски уборной, а Энни попросила нас пересесть, чтобы ей досталось место рядом с мисс Раймонд.

— Живей! — торопила она. — Она вот-вот вернется. Нэнси, садись сюда!

Я очутилась между Флоренс и стенкой и долгое время не участвовала в беседе, с наслаждением ощущая бедром нажатие ее более пышного, затянутого в сливовую материю бедра. Когда она ко мне поворачивалась, мою щеку обдавало ее дыханием — горячим, пряным, с запахом рома.

Вечер продолжался; он казался мне самым приятным за всю мою жизнь. Я наблюдала за Рут и Норой: они клонились друг к другу и хохотали. Посмотрела на Энни; ее рука лежала на плече мисс Раймонд, взгляд прилип к ее лицу. Я повернула голову к Флоренс: она улыбалась.

— Ну как, Венера, все хорошо? — спросила она. Прическа ее растрепалась, вьющиеся пряди спускались на воротник.

Тут Нора завела одну их своих серьезных историй: «Вот эта девушка приходила сегодня ко мне в контору и…»; я зевнула, перевела взгляд на игроков в бильярд и с удивлением обнаружила, что все они, отвернувшись от стола, глядят на меня. Похоже было, что они меня обсуждают: одна кивнула, другая помотала головой, третья, скосившись на меня, многозначительно постукивала кием об пол. Мне стало немного не по себе: может, я, надев при короткой стрижке юбку, нарушила местные неписаные правила? Я отвернулась, а когда снова посмотрела в ту сторону, одна из женщин отделилась от остальных и решительно двинулась к нашему отсеку. Это была крупная девица с закатанными до локтя рукавами. У нее на руке я различила грубую татуировку зеленоватого оттенка и к тому же расплывчатую — ее можно было принять за синяк. Добравшись до нас, она оперлась татуированной рукой на перегородку и наклонилась, заглядывая мне в глаза.