Во всяком случае, таким было мое истолкование.

Два дня спустя я столкнулся в деревне с мистером Чейзом.

— Привет. Так вы вернулись! — сказал я.

— Вы раскрыли мою тайну, — признался он. — Предпочтете сигарету или кокосовый орех?

Наступила пауза.

— Кое-какие неприятности за время моего отсутствия, как я слышал, — сказал он.

Я кивнул:

— Человек, у которого я живу, Укридж, сделал то, против чего вы меня предостерегали. Коснулся ирландского вопроса.

— Гомруль?

— Затронул и его среди прочего.

— И профессор взорвался?

— Похлеще бомбы.

— Совершенно в его духе. И теперь вы разошлись, как в море корабли. Жаль-жаль.

С последним я от души согласился. Мне приятно сказать, что я сурово подавил желание воззвать к нему, чтобы он употребил свое влияние на мистера Деррика, если таковое наличествует, и помирил бы нас. Но я понимал, что должен соблюдать правила игры. Попросить соперника о помощи в борьбе во имя цели, достижению которой он, вероятно, готов всячески мешать? Нет, это удар ниже пояса.

— Вообще-то мне не положено разговаривать с вами, — сказал мистер Чейз. — Вы ведь под арестом.

— Он все еще?.. — Я умолк, подыскивая подходящее слово.

— И даже очень! Постараюсь сделать что смогу.

— Крайне любезно с вашей стороны.

— Но время еще не созрело. Пока он, можно сказать, только-только начинает спускать пары.

— Понимаю. Спасибо. Всего хорошего.

— Пока-пока.

И мистер Чейз широким шагом отправился в сторону волнолома.

Дни тянулись еле-еле. Филлис и ее сестры я больше не видел. А с профессором раза два столкнулся на поле для гольфа. В такие дни сердечных мук может показаться, что гольф — не панацея для влюбленного в разлуке с любимой. С другой стороны, если человека постигла неудача в любви, отсюда еще не следует, что неудача будет постигать его и на поле для гольфа. Поначалу моя игра оставляла желать лучшего, но, пройдя две-три лунки, я обрел свою обычную форму, а она очень и очень недурна.

При наших случайных встречах между лунками профессор держался точно так же, как тогда на пляже. Лишь скрупулезная имитация Абсолютного Незнакомства указывала, что он замечает мое присутствие.

Раза два после обеда, пока Укридж смаковал очередную из своих особых сигар, а миссис Укридж нянчила Эдвина (теперь вновь пребывавшего в человеческом обществе и здравом уме), я закуривал трубку и бродил по лугам в прохладе летнего вечера, пока не оказывался перед живой изгородью, скрывавшей угодья Деррика. Не той изгородью, сквозь которую я посетил их в первый раз, но другой — пониже и поближе к дому. Стоя там в тени развесистого дерева, я созерцал освещенные окна гостиной. Обычно изнутри доносилась музыка, ибо окна были открыты по причине теплого вечера, и мне удавалось усугублять свою печаль, внимая пению Филлис. Это усиливало ощущение изгнания из рая.

Никогда не забуду эти тайные визиты. Глубокая вечерняя тишина, иногда нарушаемая шелестом трав или живой изгороди, аромат по ту ее сторону, далекий рокот моря.

Обычно, когда я покидал свой тайный пост и отправлялся домой, с изумлением обнаруживая, что ноги меня не слушаются, а одежда намокла от росы, уже наступал следующий день.