Встал он поздно. Было уже за десять, когда он отправился в кафе выпить кофе с рогаликами. По пятам за ним теперь ходил Лагрюм; для Флорантена он был новеньким, и поэтому тот с любопытством разглядывал его.

Лагрюм был самым мрачным из инспекторов — десять месяцев в году его мучил гайморит. К тому же у него было плоскостопие, отчего он ступал как-то по-особенному.

После завтрака Флорантен направился к городскому тотализатору и заполнил карточку игрока на бегах, затем спустился по бульвару Батиньоль. Ему пришлось пройти мимо отеля «Босежур» — откуда ему было знать, что здесь проживает его рыжий соперник.

Пообедал он в ресторане на площади Терн и, как и накануне, закончил день в кино.

Что он будет делать со своим тощим громоздким телом, со своим гуттаперчевым лицом, когда иссякнет сумма, выданная ему комиссаром?

Он ни с кем не встречался. Никто не искал встреч с ним. Поужинал он в кафе самообслуживания.

Наблюдение за привратницей не дало никаких результатов. Она выходила только затем, чтобы выставить мусорный бак и подмести лестницу.

Одни жильцы были в церкви, у воскресной мессы. Другие на весь день уехали за город. Улица была оживлена меньше обычного, и оба инспектора, поочередно дежурившие на ней, едва дождались конца дежурства.

Мегрэ с утра прочел все поступившие донесения: врача, оружейника, экспертов и отдела идентификации.

Предупредительно постучав в дверь, в кабинет вошел отдохнувший, веселый, полный энергии Жанвье.

— Как вы, шеф?

— Плохо.

— Воскресенье было неудачное?

— Да.

Жанвье не мог удержаться от улыбки: он знал, что подобное настроение шефа — хороший знак. Во время расследования Мегрэ как губка впитывал все, что касалось событий дела и участников их, бессознательно запоминал малейшие подробности.

Чем больше он ворчал, тем больше становился груз всего того, что он накопил таким образом.

— А ты как провел воскресенье?

— Гостил с женой и детишками у свояченицы. На площади были устроены праздник, ярмарка, уж и не знаю, сколько дети потратили, стреляя по глиняным трубкам.

Мегрэ встал и заходил по кабинету. Прозвенел звонок, возвещающий о начале оперативного заседания, но он лишь буркнул:

— Обойдутся без меня.

У него не было ни малейшего желания отвечать на вопросы начальства и еще меньше хотелось во всеуслышание заявлять о своих дальнейших шагах. Он и сам толком не знал, что предпримет. Он продолжал действовать на ощупь.

— Если бы только это чудовище заговорило!

Мысли его по-прежнему витали вокруг бесстрастной и несгибаемой привратницы.

— Начинаю сожалеть, что ее нельзя подвергнуть пытке, и прикидываю, сколько пришлось бы влить в нее воды…

Всерьез он, конечно, так не думал, просто это был способ излить свое скверное настроение.

— Что ты думаешь по этому поводу?

Жанвье не нравилось, когда шеф задавал ему подобные вопросы, и он старался избежать конкретных ответов.

— Мне кажется…

— Что тебе кажется? Думаешь, я пальцем в небо попал?

— Напротив. Только мне кажется, что Флорантену известно куда больше, чем ей. А он не такой твердый орешек. И ему уже не на что надеяться, остается лишь мыкать горе и побираться на Монмартре.