Минуту спустя агент дрожащим, неверным голосом задал вопрос сержанту:

— Послушайте, старина! Уверены ли вы, что отряд полковника действительно разгромлен?

Сержант пожал плечами.

— Говорю же я вам! Какие же сомнения могут быть? Отряд был крошечный. Вы это должны знать лучше меня… А индейцы словно обезумели…

На побледневшем лице агента лежало выражение глубокой скорби. Две крупные слезы сползли по ресницам и покатились по впалым щекам. Но Джон Мэксим быстро собрался.

— Что же делать? — пробормотал он, пожимая плечами. — Такова жизнь в этом краю. Сегодня ты, завтра я… Кто знает, что суждено нам? Но, клянусь, если только я раньше времени не лягу в могилу, я отдам всего себя одному делу: я буду мстить всем краснокожим за гибель моего командира. Я и раньше не особенно мягко относился к этим зверям. Но все же… Теперь, пусть судит меня Бог, ни один краснокожий не увидит от меня пощады. Я не успокоюсь, пока в отместку за полковника не погублю тысячу краснокожих демонов…

В то время как велись эти переговоры, обоз стоял на месте и большинство людей эскорта держались около фургонов с ружьями наготове. Но мало-помалу к разговаривавшим присоединились несколько скваттеров.

Когда же переговоры были закончены, сержант дал свистком сигнал, и погонщики захлопали бичами, подгоняя лошадей. Фургоны тронулись с места и, врезаясь огромными колесами в рыхлую почву, поплыли, качаясь и как будто ныряя. Обоз держал путь по направлению к Соленому озеру.

Агент Джон Мэксим и оба траппера ехали в авангарде, держась рядом с руководителем каравана. Мнимый гамбусино, по-прежнему держа Миннегагу у себя за спиной, понемногу отстал.

— Ты все поняла, дочь моя, что говорили белые? — шепнул он девочке.

— Да, отец! Бледнолицые разбиты. Моя мать исполнила свою заветную мечту…

— Твоя мать… твоя мать! — проворчал индеец. — Она слишком поддается своим страстям. Теперь она ослеплена жаждою мести и готова поставить на карту все…

— А разве она не права? — горячо вступилась индианка. — Разве она не должна была отомстить полковнику за гибель моего брата, Птицы Ночи?

Странная улыбка зазмеилась на устах индейца.

— Птица Ночи? — прошептал он. — Ты плохо знаешь свою мать, дитя. Поверь, в глазах Яллы Птица Ночи стоил меньше, чем в моих глазах эта трубка… Она сама послала парня на убой.

— Не говори, не говори так! — страстно отозвалась девочка. — Я знаю, все сиу уважают, все сиу боготворят мою мать!

Красное Облако обернулся в седле, и его взгляд встретился с искрящимся взором девочки,

— Да, в твоих жилах, я это вижу, течет гораздо больше крови Яллы, чем моей. Ты еще ребенок, но я грубо ошибаюсь, если из тебя не выйдет существо еще более страшное, чем твоя мать! Вот что!

— Да! Я — дочь Яллы!

— И моя!

— Кто знает? — страстно крикнула девочка. — Может быть, ты вовсе не отец мне? Мне довольно того, что у меня есть мать, за которую я готова убить кого угодно… Даже тебя, отец!

— Ну, тише, тише! — прикрикнул на звереныша индеец. — Так или иначе, ты в самом деле моя дочь. Помолчи. Впрочем, постой. Скажи, уверена ли ты, что, когда покидала палатку Деванделля, он был уже мертв?!