— Хорошая это штука — любовь, — вздохнула Ольга Кирилловна, — людям в радость дана…

— Ага, в радость! По самое никуда! Лодка утонула. Из-за семи сантиметров. Парень сознался, его расстреляли. Девка ту же в «дурку» попала, крышу ей сорвало…

— Чему быть, того не миновать… — согласилась Ольга Кирилловна. Если судьба размахнется, значит, сама до тебя руки дотянет…

— Не надо, чтоб дотягивала, — ухмыльнулся Окаемов. — Дотянет — а ты умнее будь. Перехитри судьбу, если не лох…

— Слышь, ящер пещерный!.. — вдруг закричала Ольга Кирилловна, глядя на стенку. — Вылазь оттудова!.. Вылазь, сука сибирская!

Она кричала так сильно, что и мертвы услышит.

— А?.. — очнулся Егорка. — Люди, я где?..

«… Ну, все… — поняла Фроська. — Теперь точно конец».

— Т-сс!.. — шикнул Окаемов и втянул голову в плечи. — Гавкнул сейчас вроде кто…

Он испуганно глядел на Ольгу Кирилловну.

— Точно, Палыч! — прошептала Ольга Кирилловна. — Накрыли!

У нее даже глаза загорелись, так ей стало сейчас хорошо.

— Мамочки… — шептал Егорка. — Мамочки… где я?..

Он испуганно озирался по сторонам.

— Где?..

Фроська даже дышала сейчас с трудом — страх намертво сжимал ее старое крошечное сердце…

Борис Александрович видел Бурбулиса несколько раз — по телевидению. Да, таких чиновников в России в самом деле не было, это факт: Борис Александрович не сомневался, что Бурбулис — неординарный человек. Говорит, как пишет, умеет думать вслух, уверенно держит разговор и заставляет себя слушать.

Это же талант, настоящий талант: всегда быть в центре внимания.

Недолго думая, Борис Александрович написал Бурбулису письмо с предложением о встрече: старик хотел прояснить судьбу Камерного театра, поговорить об одичании нации, о России, и Бурбулис откликнулся. Недошивин позвонил на дачу Бориса Александровича и передал, что в субботу, к десяти вечера, господина народного артиста СССР Покровского с удовольствием ждут в Кремле.

Поздновато, конечно, Борис Александрович думал отказаться (не по возрасту как-то бродить по ночам), но любопытство все-таки пересилило. Ему почему-то казалось, что Бурбулис сидит там же, где работал Сталин. Нет, в Кремле все изменилось; к Сталину он ходил через Троицкие ворота, а к Бурбулису лучше через Спасские, так удобнее.

«Сколько тут кабинетов, а?» — удивился Борис Александрович; он понятия не имел, что в Кремле можно разместить аж четыре тысячи чиновников, причем почти у каждого будут апартаменты.

Недошивин вызвал Алешку:

— Геннадий Эдуардович хочет, чтобы вы тоже присутствовали на встрече, дорогой; разговорчик с дедулькой будет здоровский, вот увидите!

Прощаясь (и как-то странно поглядывая на Алешку), Голембиовский вдруг заметил, что вокруг Бурбулиса много мужчин, болезненно похожих на женщин. «Ну и что? — подумал Алешка. — Даже если там одни черти с рогами, я-то при чем, извините? Там, где власть, там история. А я там, где история. Что делать, если историю в России сейчас пишет кто попало?»

Иногда Алешке казалось, что Борис Ельцин чем-то напоминает ему Гришку Распутина, — Ельцин обещал чудеса, обещал много хорошего, но если спросить Алешку, что же Ельцин сделал хорошего, то у него вряд ли нашелся бы ответ.