Придя в себя после страсти, я лежала спиной на груди Редклифа, а он зарылся лицом в мои волосы, то и дело глубоко вдыхая.
Но я решилась испортить момент нашей нежности.
– Ты не считаешь, что нам нужно поговорить?
– О чем? – лениво пробормотал князь, прекрасно зная, о чем я.
– Ну, например, о теории.
Я сумела удивить. Опрокинув меня на подушки, Фордайс приподнял брови:
– Например?
– Допустим, чисто теоретически, мужчина врывается в жизнь женщины и начинает пытаться изменить ее жизнь на «правильную». Зачем ему это?
– Решила начать с самого начала?
Я кивнула.
– Что ж, раз мы рассуждаем чисто теоретически, то я думаю, он делал это потому, что беспокоился за нее. В жизнь того, кто безразличен, вмешиваться не будешь.
– Сильный аргумент. Тогда, бесспорно, дама должна покарать его за невнимание и долгое ожидание.
Фордайс рассмеялся:
– Что-то страшное?
– Еще не знаю. Зависит от того, что мужчина намерен делать сейчас.
– Перестать сдерживаться и не отпускать женщину от себя ни на шаг.
– О-о! Тогда его, может, и простят.
Редклиф разулыбался и тихо сказал:
– Я любил тебя всегда, с тех самых пор, как ты родилась. Просто со временем одна любовь трансформировалась в другую. Я наблюдал за твоей жизнью, скучал по тебе. Но это совсем другое, нежели когда видишь и общаешься с человеком вживую.
Я молчала, боясь спугнуть момент желанных признаний.
– Знаю, что отец показал тебе рисунки…
– Откуда?
– Они лежали не так: ты небрежно их убрала. Думаю, отец поделился с тобой своими соображениями…
Я не отрицала. Зачем?
– Сначала мне запрещала видеться с тобой Евгения, и я наблюдал издалека, а потом, когда решился вмешаться в твою жизнь… обострилась обстановка с дуовитами, мне пришлось надолго уехать – выполнять задание корпорации, чтобы заманить дуовитов в ловушку. А через несколько лет все покатилось к чертям. Какая ирония!
– И все благодаря мне.
– Да… Оставил в Петербурге юную девушку с неправильными, на мой взгляд, манерами, а вернулся к прекрасной женщине, у которой в жизни бедлам.
– Все у меня было как надо. Но тебе же не нравилась моя внешность.
– С чего ты взяла? Да, твоя одежда была ужасна и только сейчас стала более-менее пристойной. Но разве можно не заметить твое тело? Я оказался не готов к тому, какое воздействие оно на меня окажет и что ты будешь такой завораживающей. Мне казалось это неправильным, даже преступным, но меня тянуло к тебе, как мотылька к свету, и я ничего не мог поделать, как ни пытался.
– А мне кажется, однажды ночью у тебя получилось.
Фордайс понял, что я намекаю на его поход на сторону.
– Нет, не смог.
– Не смог? – впилась я в него взглядом.
– Нет. Ты стояла перед глазами.
У меня перехватило дыхание.
– Ты постоянно испытывала мою выдержку, мой самоконтроль. Я страдал и физически, и духовно.
– Но почему?..
– …я не подчинился чувствам? Тебе сложно понять. Ты плохо помнишь отца и не знаешь нашей с ним дружбы. Именно перед заданием я поклялся ему беречь тебя, если что-то случится, а не уберег его самого. При таких воспоминаниях сложно представить, что под заботой друг понимал наши личные отношения.