Дураку понятно, откуда растут ноги у этой просьбы. Нет-нет, на Сильвестра друзьям было наплевать. Они и без того собирались продержать его исключительно до того времени, пока Бонифацию не станет заметно лучше, то есть по сути в качестве сиделки, после чего отпустить. Однако сам факт княжеского заступничества говорил о многом.

Да и в других вопросах, особенно экономических, князь также опирался на католиков, к примеру, через рижского архиепископа норовил поддерживать торговые связи с Европой.

Если вникнуть в ситуацию, то понять Гедимина несложно — по одну сторону от его страны лежат православные государства, по другую — католические. Ссориться ни с теми, ни с другими нежелательно. Но если откинуть в сторону личные предпочтения в вере, коих он не имел вовсе, относясь ко всем толкам христианства с полнейшим равнодушием, на первое место выплывала практическая выгода, то бишь голая политика. Согласно же ей православные соседи, в отличие от католических, были полузависимы, выплачивая дань мусульманской Орде. То есть с военной точки зрения они как союзники смотрелись, мягко говоря, слабовато. Скорее уж обузой, ибо приняв ордынских данников под свою руку, он тем самым приобретал вражду со степняками, с коими кунигас пока ухитрялся сосуществовать в относительном мире и ссориться не собирался. Во всяком случае, в ближайшем будущем.

И когда Улан как-то по возвращению с охоты ухитрился вытащить его на откровенность, направив разговор в нужное русло, Гедимин, нимало не скрываясь, открыто ответил:

— Не хочу, чтоб Литва оказалась меж Ордой и Орденом, словно между молотом и наковальней. Тогда ей точно не уцелеть. Как-нибудь потом, когда эти поганцы с крестами на плащах угомонятся и поймут, что с нами куда выгоднее жить в мире, нежели воевать, можно будет и степному народцу уши надрать, но до тех пор… — и было видно, что этот ответ отнюдь не экспромт, он давно все обдумал и прикинул. Сожалеюще вздохнув, добавил: — Вот ежели бы русичи в того же бога, что и немецкие рыцари, верили — дело иное, мог бы и призадуматься… — Словом, ставим на твоей затее крест, — подвел безжалостный итог Сангре. — Жаль, сама-то идея с объединением хорошая. Но увы, иначе как с восточного конца, ее в жизнь внедрить не получится.

Разочарованный Улан лишь горестно кивнул, признавая правоту друга. Однако жизнерадостно щурящемуся на солнце Петру очень не хотелось, чтоб в этот погожий зимний денек кто-то рядом грустил, особенно лучший друг. И он бодро пихнул Улана в бок.

— Да ты не грусти. Теперь нам по-любому не успеть претворить в жизнь все планы. Сам посуди, только на то, чтоб достичь Урала и выяснить, где там железо, не говоря уж про строительство самого примитивного заводика, нужны годы и годы, а мы, надеюсь, уже следующим летом скажем этому времени адье и только нас здесь и видели.

— Уверен?

— Процентов на девяносто. Думаю, если купцам пообещать ну-у, скажем, по два золотых флорина за каждый фунт, они наизнанку вывернутся, но все притарабанят, — ответил Петр.

— А заказывать думаешь сколько?

— Гулять так гулять, в смысле на все пятнадцать тысяч.