«Вот, значит, где будет играть мой Джимми, – подумал мистер Андерхилл. – Вот какова она, эта детская площадка».

В передней, повесив шляпу и рассеянно взглянув в мутное зеркало на свое худое, вытянутое лицо, мистер Андерхилл вдруг почувствовал озноб и усталость, и, когда навстречу ему вышла сестра, а за нею бесшумно, словно мышонок, выбежал Джимми, мистер Андерхилл был менее ласков с ними, чем обычно. Сынишка тут же взобрался к нему на плечи и начал свою любимую игру в «короля гор». А мистер Андерхилл, сосредоточенно глядя на кончик сигары, которую не торопился раскурить, откашлялся и сказал:

– Я думал о детской площадке, Кэрол.

– Завтра я отведу туда Джима.

– Отведешь Джима?! На эту площадку?

Все в нем восстало. Воспоминания о площадке были слишком еще живы в памяти. Царапины, ссадины, разбитые носы… Там, как в кабинете зубного врача, даже воздух напоен болью и страхом. А эти ужасные «классики», «крестики и нолики», нарисованные в пыли! Ведь он всего лишь секунду видел их у себя под ногами, когда погнался за унесенной ветром газетой, но как напугали они его!

– Чем же тебе не нравится эта площадка?

– Да видела ли ты ее? – И мистер Андерхилл вдруг растерянно умолк. – Черт возьми, Кэрол, я хотел сказать, видела ли ты детей, которые там играют? Ведь это же живодеры!

– Это все дети из хороших семей.

– Да, но они бесчинствуют, как настоящие гестаповцы! – промолвил Андерхилл. – Это все равно что отвести Джима на мельницу и сунуть головой в жернова. При одной мысли, что Джим должен играть на этой живодерне, у меня кровь стынет в жилах!

– Ты прекрасно знаешь, что это самая приличная детская площадка поблизости.

– Мне безразлично, даже если это так. Я только знаю, что никаких других игрушек, кроме палок, бит и духовых ружей, я там не видел. К концу первого же дня от Джима останутся рожки да ножки. Он будет изжарен живьем, как новогодний поросенок!

Кэрол рассмеялась.

– Ты преувеличиваешь.

– Нисколько. Я говорю совершенно серьезно.

– Но не можешь же ты лишить Джимми детства. Он должен пройти через это. Ну и что, если его немножко поколотят или он сам поколотит других. Это же мальчишки! Они все таковы.

– Мне не нравятся такие мальчишки.

– Но ведь это самая счастливая пора их детства!

– Чепуха. Когда-то я с тоской и сожалением вспоминал о детстве. Но теперь я понимаю, что был просто-напросто сентиментальным дураком. Этот сумасшедший визг и беготня, напоминающие кошмарный сон! А возвращение домой, когда ты весь пропитан страхом! О, если бы я только мог уберечь Джима от этого!

– Это неразумно и, слава богу, невозможно.

– Говорю тебе, что я и близко не подпущу его к этой площадке! Пусть лучше растет отшельником.

– Чарли!

– Да, да! Посмотрела бы ты на этих зверенышей! Джим – мой сын! Он мой, а не твой, запомни это! – Мистер Андерхилл чувствовал, как хрупкие ножки сына обхватили его шею, а нежные пальчики копошатся в его волосах. – Я не отдам его на эту живодерню.

– В таком случае ему придется пройти через все это в школе. Уж лучше пусть привыкнет сейчас, пока ему всего три года.

– Я уже думал об этом. – Мистер Андерхилл крепко сжал ножки сына, свисающие с его плеч, как две теплые колбаски. – Я, возможно, даже пойду на то, чтобы нанять Джиму воспитателя…