Здесь мне хочется указать еще на одно обстоятельство: внешние условия не всегда говорят о внутренних отношениях. Нельзя заранее исключить, что ребенок, живущий попеременно то у отца, то у матери, чувствует себя в одном случае дома, а в другом – в гостях. Это следует учитывать и при регулировании посещений: непрерывность интенсивных внутренних отношений ребенка с отцом зависит не только от того, насколько длительны их встречи, но и, прежде всего, от того, как ребенок воспринимает отца, независимо от его присутствия или отсутствия. Вспомним трехлетнюю Корину (раздел 2.4), которая сохраняла необыкновенные внутренние отношения с отцом, живущим заграницей, хотя видела его всего по два-три дня каждые два месяца. Но ее мать часто говорила о нем, в детской висел портрет отца и в разговорах слово «папа» использовалось синонимом для слов «большой» и «синий» (любимый цвет отца) и т. д. Если же, напротив, на напоминания о существовании отца налагается табу, может случиться, что образ отца сотрется в сознании ребенка, причем доверие его сильно пострадает, даже если он и будет видеть своего папу, как и полагается, каждые две недели.

Что касается «модели гнезда», то я принципиально абсолютно против. Конечно, и здесь могут быть единичные исключения. Например, если дело касается старших детей, для самочувствия которых продолжение существующих отношений (в школе, балетной группе, спортивных секциях, с близкими друзьями) имеет необыкновенно большое значение.

Везде, где существуют законы, предусмотрены также и санкции, защищающие их исполнение. Что же касается семейных законов, то здесь все много сложнее. С одной стороны, государственный закон, на основе которого принимаются судебные решения, предусматривает, что государство должно как можно меньше вмешиваться в личную жизнь граждан. С другой стороны, возможные санкции затрагивают не только «виновных», но и жизнь тех, кто с ними связан, и таким образом не всегда ясно, защищают ли государственные санкции (предполагаемых) невиновных либо жертв (а это прежде всего дети) или наказание касается всех. Речь идет о тех случаях, когда, например, дети не желают встречаться со своими отцами, когда матери препятствуют контактам ребенка с отцом или когда после посещения или вместе проведенных каникул дети не возвращаются больше к матери. Напряжение между законом и соображениями благополучия ребенка можно рассматривать с двух сторон: с одной стороны, с точки зрения воли ребенка или одного из родителей, который опирается на волю или интересы ребенка, и с другой – с точки зрения однажды принятого – и тоже в интересах ребенка – решения суда. И даже если подумать о том, что нарушение закона противоречит благополучию ребенка, то может статься, что новое рассмотрение дела окажется для него новым травмирующим событием, например, если один из родителей решает застраховать свое право на свидания с ребенком при помощи полиции.

Речь идет о той проблеме благополучия детей и юношества, которая касается не только развода, но и вообще всех тех областей, где интересы и права детей нуждаются в защите. Например, в случаях, когда дети подвергаются жестокому обращению, небрежному отношению или ими злоупотребляют. Тогда возникает вопрос, что для ребенка более вредно – продолжение существующих отношений или насильное разлучение с первичными любовными объектами?