В конце вечера Беседин вручил Шахназ малахитовую шкатулку («Я буду счастлив, если вы ее возьмете, мы, русские, — тоже восточные люди!»), посольская чета откланялась, за ними последовала Алла, которая любила мужа и не раз выбивала у Григория Петровича путевки для него в самые престижные санатории страны.

Шеф грустно пил коньяк, думал о быстротечности бытия, а лейтенант-блондинка молча убирала посуду, пока Григорий Петрович, заинтересовавшись мелькавшими тут и там толстыми икрами, не пригласил ее к столу, чтобы поставить точку в меню превосходного вечера.

Несмотря на общий прогресс, разработка Кемаля Туркмена продвигалась туго, и все потому, что шеф запретил проявлять инициативу и назойливость. То-то была у Коршунова радость, когда однажды раздался телефонный звонок Оксаны, сообщившей триумфальным тоном, что турок только что пригласил ее на ужин, а потом, по всей вероятности, зайдет к ней на кофе.

— Ты можешь перенести встречу? — спросил Коршунов, застигнутый врасплох: техника в квартире над Оксаной была частично демонтирована.

— Никак не могу, я уже дала согласие. Вы хотите, чтобы он мне больше никогда не позвонил?

— Елки-моталки, — проорал Коршунов. — Так затяни ужин, не спеши домой! Только смотри: не дай бог произойдет, как в прошлый раз. помнишь? Во сне увидишь тогда все свои загранпоездки!

Это подействовало, и Оксана уговорила посла поужинать в пригородном Архангельском, куда и помчались, нежно лаская друг друга на заднем сиденье.

Вернулись поздно, Коршунов лично контролировал дело.

Сухой пережаренный бифштекс и избыток озона настолько обострили вкус Кемаля к жизни, что он без всяких предисловий набросился на Оксану, доставляя несказанное удовольствие молодым фотографам-технарям, смакующим любовные сцены. Юный лейтенант, увлеченный действом, вдруг почувствовал, что его штаны не только вздулись, но сейчас может произойти. и он побежал в туалет, дабы избежать непоправимого.

— Птичка в клетке! — захлебывался от радости Коршунов, не забывая, что по телефону требовалась особая конспирация. — Козла взяли за жабры, Григорий Петрович! — он размахивал еще влажными снимками.

— Прекрасно! — ответствовал шеф. — Приезжайте и покажите, что вы там натворили.

Держа на весу драгоценности, Коршунов ринулся в машину, и через полчаса шеф уже рассматривал фото, думая, как скучно и одинаково проходит этот вроде бы приятный процесс у большинства людей, и даже у турецких граждан.

— Как же вы предполагаете проводить операцию? — спросил Беседин.

— Очень просто: предъявить ему фото и прижать к стенке.

— М-да, очень интересно. Возможно, он будет министром иностранных дел. думаете, это не изменит его отношения к нам?

— Он уже будет нашим агентом!

— И что? Все наши агенты к нам хорошо относятся? Большинство завербованных на компромате ненавидят нас больше, чем самые злобные враги!

— Зачем же мы тогда делали фото? И вообще, зачем затеяли весь сыр-бор? — Коршунов даже возмутился.

— Вы рассуждаете не как опытный чекист, а как разбойник с большой дороги. Где ваш аналитический ум? Да, посол осторожен, старается действовать быстро, думая, что обходит нас. Так было и с Ивановской, и с той проституткой, и сейчас с Оксаной. Он грешит и ждет, что последует за этим, он ожидает от нас гадостей. Забудьте о грубом шантаже, об этом жалком блефе. Дайте турку шанс развлекаться, как душе угодно, естественно под негласным контролем.