По ходу рассказа Феррелла я поразился обилию параллелей между разработкой химических технологий и развитием программных технологий, происходившим почти полвека спустя. Парнас утверждает, что я вообще пишу о «программной инженерии». Он противопоставляет программотехнику как науку электротехнику и считает, что называть наше занятие инженерией самонадеянно. Возможно, он прав в том, что эта область никогда не станет инженерной дисциплиной с такой точной и всеохватывающей основой, какая есть у электротехники. В конце концов, программная инженерия, подобно химической технологии, занята нелинейными задачами увеличения масштабов до промышленных процессов и, подобно организации промышленного производства, постоянно ставится в тупик сложностями человеческого поведения.
Тем не менее характер и временные рамки развития химической технологии приводят меня к мысли, что программная инженерия в возрасте 27 лет не столько безнадежна, сколько является незрелой, какой химическая промышленность была в 1945 году. Лишь после Второй мировой войны химики-технологи реально обратились к взаимосвязанным поточным системам с замкнутым циклом.
Сегодня характерные задачи программной инженерии звучат точно так же, как они изложены в главе 1:
• Как проектировать и строить программы, образующие системы.
• Как проектировать и строить программы и системы, являющиеся надежным, отлаженным, документированным и сопровождаемым продуктом.
• Как осуществлять интеллектуальный контроль в условиях большой сложности.
В смоляной яме программной инженерии еще долго придется вязнуть. Можно ожидать, что человечество продолжит опыты с системами как внутри, так и за пределами наших возможностей. Программные системы являются, возможно, наиболее запутанными человеческими творениями. Это сложное ремесло требует непрерывно развивать эту дисциплину, учиться создавать из более крупных блоков, наилучшим образом использовать новые инструменты, старательно осваивать опробованные методы управления инженерией, щедро использовать здравый смысл и смиренно сознавать свою подверженность ошибкам и ограниченность наших возможностей.
Эпилог Пятьдесят лет удивления, восхищения и радости
В моей памяти все еще живы удивление и восторг, с которым я — мне тогда было 13 лет — читал отчет от 7 августа 1944 года об освящении компьютера Mark I, архитектором которого был Говард Айкен (Howard Aiken), а проектировщиками — инженеры Клер Лейк (Clair D. Lake), Бенджамин Дурфи (B. M. Durfee) и Фрэнсис Гамильтон (F. E. Hamilton). Такой же вызывающей ощущение чуда была статья Ванневара Буша (Vannevar Bush) «That We May Think» в апрельском 1945 года номере «Atlantic Monthly», в которой он предложил организовать знания в виде огромной гипертекстовой паутины и обеспечить пользователей машинами для переходов по существующим ссылкам и создания новых ассоциативных следов.
Новый толчок моя страсть к компьютерам получила в 1952 году, когда, работая летом на IBM в Эдинкоте, штат Нью-Йорк, я получил практический опыт программирования для IBM 604 и формальное обучение программированию для IBM 701, их первой машины с хранимой программой. Аспирантура у Айкена и Иверсона в Гарварде сделала реальностью мои мечты о профессии, и я связал с ней всю свою жизнь. Немногим Бог дает право зарабатывать на жизнь тем, чем они с радостью занимались бы по собственной воле, по увлечению. Я благодарен судьбе.