Да что происходит, забери их жроты?

— Я не знал, что Сандэр живет здесь.

Гордон налил себе вина из хрустального графина, и я нахмурилась. Вино до обеда? Раньше супруг не позволял себе подобного. Он волнуется? Нервничает? Интересно, из-за меня или брата? Сомневаюсь, что моя персона может вызвать у Гордона столь сильные эмоции, он всегда был довольно скуп на них. Значит, дело в Шерхе.

— Он живет здесь семь лет, — сухо сказала я. — И ты об этом не знал?

— Сандэр оборвал родовую нить, отрекся от всех Духов предков. Я не мог отследить его. А королевство большое, Софи. И во многих его уголках у рода Лангранж есть собственность. Я и подумать не мог, что Сандэр приедет сюда, ведь Оливковая роща давно числится заброшенной.

— Поэтому ты так щедро отписал мне ее? — съязвила я.

— Я думал, что жизнь на развалинах научит тебя послушанию, дорогая.

— Ты ошибся.

— Посмотрим. — Гордон сделал еще глоток вина и, недовольно скривившись, отставил бокал. — Кислое! Да, Духи порой играют нашими судьбами, как хотят… кто бы мог подумать, что ты и мой брат поселитесь в одном доме. В том, который совершенно непригоден для жизни! Так что он рассказал тебе?

— Ничего, я же сказала. Мы почти не общались. — Надеюсь, я не покраснела. Да, разговаривали мы с Шерхом действительно мало, и я не знаю, что привело его в Оливковую рощу. Зато я знаю, как он дышит, когда близок к экстазу, как жарко смотрит, как чувственно целует… Да, очень надеюсь, что я не покраснела! — В основном он пытался меня выгнать, — закончила я, отходя к окну.

— Очень предусмотрительно с его стороны. И очень глупо, что ты не послушалась, Софи. Сандэр болен. Очень страшно и смертельно. Ты сильно сглупила, оставаясь с ним в одном доме.

Гордон одним глотком допил вино, то самое, которое «кислятина».

Я задумчиво посмотрела через плечо. Болен? Теперь запечатывание так называется? Мило. И все же…

— Твой смертельно больной брат семь лет живет один в разрушенном доме, а ты даже не знаешь об этом? Я узнаю о тебе много нового, Гордон.

Он скривился, словно снова глотнул кислого вина.

— Ты ничего не понимаешь в этом, так что не лезь не в свое дело, София! — рявкнул он со злостью. Я удивленно подняла брови. — Сандэр сам принял решение отречься. И в его ситуации… это было верно. Я ведь сказал, он болен! По правде сказать, мы его давно похоронили.

Гордон взъерошил волосы. Я же напряженно размышляла. Что было бы, если бы я узнала о «воскрешении» погибшего брата или сестры? Разве не должен мой муж быть вне себя от счастья, узнав о таком «чуде»? Радоваться, писать письма матери, обнимать вновь обретенного брата? Ан нет. Не похож Гордон на счастливого. Он нервничает, злится и, сдается мне, предпочел бы и дальше видеть Шерха в рядах почивших.

И это более чем странно. И еще этот немигающий взгляд, которым Хенсли смотрел ночью на Гордона. И его удар — яростный, дикий, на пределе сил. Да, теплыми братскими отношениями здесь и не пахнет.

— А истра Элеонора знает, что ее младший сын жив? — брякнула я.

И тут же Гордон схватил меня, сжал в кулак ткань моего лифа. В синеве глаз мелькнула краснота, и на миг мне стало жутко. Кажется, я действительно совсем не знала своего мужа. Впрочем, неудивительно. В первый год я его боготворила, потом издалека восхищалась, а после мы виделись так редко, что все чувства переросли в обиду.