Более того, писал Фишер, логика войны означает, что, если такую стратегию принять, необходимо будет придерживаться ее в полной мере. “Сущность войны – применение силы, – писал он, – умеренность в войне – глупость”^>70.

Черчилль отверг предсказание Фишера. Применение субмарин для нападения на безоружные торговые суда без предупреждения, писал он, было бы “несовместимо с законом, существующим с незапамятных времен, и с морским кодексом”^>71.

Впрочем, и он признавал, что подобная тактика применительно к военно-морским объектам представляла собой “честную войну”, но поначалу ни он, ни германское командование не ожидали, что субмаринам предстоит играть большую роль в сражениях в глубоких водах. В своих стратегических планах обе стороны сосредоточились на основных флотах, британском “Гранд-Флите” и “Германском флоте открытого моря”, и обе стороны готовились к решающей, в стиле Трафальгарской битвы, дуэли с участием больших линкоров. Но ни одна сторона не желала первой бросить прямой вызов. Орудийной мощью Британия превосходила Германию – двадцать семь дредноутов по сравнению с шестнадцатью германскими, – однако Черчилль понимал, что случайные события могут свести это преимущество на нет, “если в дело вмешается какая-нибудь из ряда вон выходящая неприятность или промах”^>72. Для пущей безопасности Адмиралтейство держало флот на базе в Скапа-Флоу, своего рода островной крепости, какую представляли собой Оркнейские острова на севере Шотландии. Черчилль ожидал, что Германия сделает первый ход, выступит скоро, в полную силу, поскольку германскому флоту не суждено быть сильнее, чем в начале войны.

Германские же стратеги понимали превосходство Британии и разработали план, по которому германские корабли должны были совершать ограниченные вылазки против британского флота, чтобы постепенно подтачивать его силы, – эту кампанию германский адмирал Рейнхард Шеер назвал “герильей”: он воспользовался испанским термином, обозначавшим с начала девятнадцатого века мелкие военные действия. Как только британский флот ослабеет, писал Шнеер, германский флот будет искать “благоприятную” возможность для решающего сражения^>73.

“Итак, мы ждали, – писал Черчилль, – но ничего не происходило. Ближайшее будущее не принесло никаких великих событий. Никакого сражения не состоялось”^>74.

В начале войны субмарины почти не фигурировали в стратегических планах обеих сторон. “В те первые дни, – писал Хируорд Хук, молодой британский моряк, – никто, казалось, не понимал, что субмарины способны нанести какой-либо урон”^>75. Вскоре ему предстояло убедиться в обратном, когда одно происшествие ярко продемонстрировало истинную разрушительную силу субмарин и выявило огромный недостаток в конструкции крупных боевых кораблей Британии^>76.

Ранним утром во вторник 22 сентября 1914 года три больших британских крейсера, “Абукир”, “Хог” и “Кресси”, патрулировали участок Северного моря недалеко от побережья Голландии, известный как “Широкие четырнадцать”, двигаясь со скоростью восемь узлов – темп неторопливый и, как оказалось, безрассудный. На кораблях было множество кадетов; среди них – пятнадцатилетний Хук, приписанный к “Хогу”. Корабли были старые и двигались медленно; риск, которому они подвергались, был до того явным, что в британском флоте им дали прозвище “эскадра-наживка”