(Арсений. Сынок…)

Потом швырнул на стол. Эмбрион перевернул вазочку с конфетами, липко шлепнувшись прямо перед зайцем влажной тряпкой.

– Это, по-твоему, похоже на мутанта?

Заяц снисходительно улыбнулся, как если бы имел дело с тупым ребенком:

– Ты видишь то, что выгодно им. Я же говорил, они меняются. Вот, гляди!

С благоговейным ужасом Владимир смотрел, как из кровавого фарша на столе мгновенно проклюнулись тоненькие лапки, покрытые черными волосками. Существо заверещало, с чавканьем отлепив бесформенное тело от стола, и уже хотело было засеменить прочь, но заяц ловко пригвоздил мутанта вилкой. Паук заверещал еще громче, суча мокрыми от крови лапками.

– Вот так. А ты мне не верил, – самодовольно сказал заяц, накрывая извивающуюся тварь вазой из-под конфет. Он громко рыгнул:

– Осталось дело за девчонкой. Она у них главная.

Владимир нащупал пальцами скользкий от крови гвоздодер.

В этот момент прозвучал выстрел, и он упал, неуклюже взмахнув руками. Лицо приняло недоуменно-капризное выражение, после чего его тело застыло в неподвижности.

– Сволочь, – сквозь зубы проговорил бледный как смерть старик. – Тварь.

Трясущейся рукой Леонид Александрович перезарядил ружье и медленно пополз вперед, оставляя за собой багровую дорожку. Рану все-таки прорвало, и мешок внутренностей вывалился наружу, разматываясь и волочась за ним, как поводок собаки, сбежавшей от хозяина.

При виде распотрошенной дочери его запавшие глаза наполнились слезами.

– Ублюдок…

Нужно добить его. Он наверняка еще жив.

Когда Леонид Александрович приблизился к убийце своей семьи на расстояние вытянутой руки, Владимир открыл глаза. В его левом боку быстро разрасталось алое пятно, внутри что-то истерично дергалось, стегая острой болью, словно кто-то прожигал ему плоть паяльником.

– Сдохни, – хмуро сказал Леонид Александрович, наставляя на него ружье.

– Дедушка… – жалобно протянула Настя.

Старик непроизвольно повернул голову, и в следующее мгновенье Кузнецов, поднявшись, с воплем загнал ему нож в плечо. Леонид Александрович застонал. Следующий удар пришелся в рот. Настя завизжала, закрыв лицо руками.

– Ии… ыыыыыыы, – замычал полковник в отставке, но лезвие неумолимо продвигалось вглубь, рассекая язык, щеки и гортань. Владимир повернул лезвие, и глаза старика потухли. Изо рта вырвался фонтанчик крови, россыпью обрызгав лицо его зятя.

– Ты никогда не любил меня, старый хрыч, – сплюнул Владимир, вытаскивая нож. Старик замертво свалился на пол. Вытекающая из него кровь быстро смешалась с кровью убитой жены.

– Настеныш? – позвал Владимир. Шаркая ногами, он направился на второй этаж. – Где мой котенок? Где мой любимый котенок?

(не котенок. Бабочка)

– Ладно. Где моя бабочка?! – заорал Кузнецов, и на его виске яростно запульсировала синяя жилка. – Я все равно найду тебя, тварь!

– Она на втором этаже, – подсказал заяц, гнусно улыбаясь.

Владимир быстро нашел дочь. Она пряталась под кроватью.

(она у них главная)

Бабочка. Тварь в божьей личине.

– Вылезай оттуда, моя сладкая, – тяжело дыша, прохрипел он.

– Папа, не надо, – сказала Настя. Она с мольбой смотрела на обезумевшего отца. Глаза ее блестели от слез. – Зачем ты убил маму?