Некоторые полицейские отреагировали молча, зато другие продемонстрировали вызывающее недоверие; тут Кальдер язвительно напомнил, что, если бы они так не старались привлечь к ответу меня, мальчишка уже сидел бы под арестом и им бы не пришлось его искать:
— Сначала спрашивать надо! — сказал Кальдер, но даже я покачал головой.
Если бы я в самом деле был зачинщиком, я мог убить мальчика, пока полиция выясняла у свидетелей, кто на кого напал. Полицейские сначала действовали, потом спрашивали; это было опасно, но куда опасней было бы поступать наоборот.
В итоге мы с Кальдером покинули участок вместе. На улице он сбивчиво попытался выразить мне признательность.
— Э-э... Тим... Благодарю вас за... Если бы не вы... Не знаю, что и сказать.
— Ничего не говорите, — сказал я. — Я сделал это не раздумывая.
Рад, что вы в порядке.
Мне казалось, что все остальные давно должны были разъехаться, но Дисдэйл и Беттина ждали Кальдера, а Гордон, Джудит и Пен — меня. Они стояли группой возле каких-то автомобилей и разговаривали с тремя-четырьмя незнакомцами.
— Мы знаем, что и вы, и Кальдер приехали на поезде, — сказал Гордон, подходя к нам, — но мы решили отвезти вас домой.
— Вы чрезвычайно добры, — сказал я.
— Дорогой Дисдэйл... — начал Кальдер. Ему, казалось, все еще недоставало слов. — Право же, большое вам спасибо.
Вокруг него поднялась суматоха; идол подвергся опасности и был спасен. Незнакомцы вокруг машин оказались рыцарями пера, для которых Кальдер Джексон всегда новость, живой или мертвый. К моему ужасу, они заявили о себе, извлекая записные книжки и фотоаппараты, и записали все, кто бы что ни говорил, только вот ничего не добились от меня, поскольку я хотел одного чтобы они заткнулись.
С таким же успехом можно пытаться остановить лавину, подставив ладонь. Дисдэйл, и Беттина, и Гордон, и Джудит, и Пен сделали дьявольскую работу, в результате которой я на какое-то время попал в историю как человек, который спас жизнь Кальдеру Джексону.
Никто, похоже, не подумал о том, что напавший может предпринять вторую попытку.
Я смотрел на свою фотографию в газетах и гадал, читает ли их мальчишка и знает ли он теперь, кто я такой.
Год первый: октябрь
Гордон вновь приступил к работе; свою подрагивающую руку он старался не выставлять на всеобщее обозрение.
Когда он оживлялся, как в тот день в Аскоте, то, казалось, забывал о маскировке, но в остальное время приспособился сидеть за своим столом сгорбившись и зажав руку меж колен. Я жалел его. Никто не замечал, что его рука дрожит, никто на сей счет не высказывался, но Гордон тайно страдал. Однако работе это не мешало. Гордон вернулся в июле, бодро поблагодарил меня в присутствии прочих за временное заместительство, затем забрал с моего стола свои бумаги и вновь взвалил ответственность на себя.
Джон попросил его, опять-таки в присутствии Алека, Руперта и меня, довести до нашего сведения, что именно он, Джон, должен официально замещать Гордона, если таковая необходимость возникнет вновь. Он подчеркнул, что является старшим и работает в банке дольше, чем я. Он заявил, что Тим Эктрин не должен шагать через головы.