Но не такой, как Пэйдж. Ничего даже отдаленно похожего. Что воспринималось вполне нормально, пока он на эту тему не думал. Поэтому Трэвис старался вообще об этом не думать.
Но получалось у него плохо.
Открытая равнина, протянувшаяся, как оказалось, на три мили, заканчивалась у ольховой рощи, к которой сверху сходились три долины поменьше. Трэвис уже миновал рощу и отмахал четверть мили по следующему открытому участку, когда снова услышал вертолет. Времени на то, чтобы вернуться назад и спрятаться в зарослях ольхи, не оставалось, но другого убежища не было. Он рванул к роще.
Спешка заставила его забыть о необходимой осторожности, когда движешься по подобной местности. Смотреть все время под ноги было некогда, нараставший грохот возвещал о скором появлении преследователей, когда он — чего так боялся всю дорогу — оступился.
За десятую долю секунды до того, как его нога опустилась, Трэвис успел увидеть опасность, но было уже поздно. Под ногой оказался небольшой, с обеденную тарелку, разлом с темной и влажной землей от стаявшего снега или от того, что где-то внизу находился источник. Собственно говоря, влажным был весь склон, но почву на нем скрепляли корни травы — там, где ее покрывала трава. Трэвис, оглядываясь на звук, задержал взгляд на полсекунды дольше, чем следовало, в результате чего его ступившая на мягкую мокрую землю нога скользнула по ней в сторону, как по льду.
Его тело еще рефлекторно пыталось восстановить потерянное равновесие, он еще не успел упасть, но уже знал, что все кончено. Сейчас они повалятся на землю, и вертолет окажется над ними прежде, чем он сам успеет собраться и встать, не говоря уж о том, чтобы поднять Пэйдж. Вдобавок, словно нарочно, совсем рядом из земли торчал зазубренный валун, ударившись о который при падении он запросто мог раскроить себе череп.
В этой суматохе мыслей Трэвису вдруг вспомнились уроки вождения на льду. Когда теряешь управление и машину заносит, не стоит пытаться вывернуть в направлении, противоположном заносу. Поворачивай туда, куда уводит инерция.
Сама эта ассоциация казалась нелепой, но ничего другого ему все равно не оставалось. Он с усилием крутанул корпус против часовой стрелки — и оказался стоящим неподвижно, столь внезапно, что едва не растерялся. Но винты, казалось, уже барабанили по его черепу. Все могло закончиться в любую секунду.
Правда, все время, пока ему приходилось двигаться под открытым небом, некоторую надежду, невзирая на все страхи и опасения, внушала мысль, что люди в вертолете могут и не знать, кто на самом деле перебил их товарищей в лагере. Они должны были предположить, что пленникам каким-то образом удалось взять верх над захватчиками или на них напал кто-то из экипажа самолета, уцелевший после бойни на борту. И в том, и в другом случае они должны были высматривать беглецов, одетых для полета на «Боинге», а не для пешего путешествия по Аляске.
До валуна чуть выше колена оставался всего шаг. Трэвис сел на землю, тяжело привалившись к нему спиной, а Пэйдж усадил себе на колени. На ней сейчас была его теплая куртка, правда, без рукава, чтобы рана могла дышать. Но ее раненую правую руку Трэвис прижал к себе, так что сверху этой странности заметить не могли.