Пан Кула неожиданно свернул в подворотню. Странно, судя по всему, двор не проходной. Зайчик выстрелил в сторону преследовательницы и не скрываясь нырнул в полуподвал. Задолбал, честное слово. Что за крысиные ухватки?

К двери Катя приблизилась не торопясь. Морщась, пощупала бок. Вроде царапина, но болит зверски. И крови многовато. Надо бы быстрей побеседовать да собственным здоровьем заняться.

Дощатые полусгнившие ступени, сплошь поросшие мхом, низкий свод. Натуральный склеп. Витка согласится, петлюровцы суть упыри богомерзкие. Может, он уже в гроб залез и крышкой прикрылся?

Катя подняла половинку кирпича, швырнула вниз в гостеприимно приоткрытую дверь. Дверь беззвучно – петли смазаны – качнулась и тут же затрещала, разносимая выстрелами изнутри. Катя, успевшая прижаться к стене, стряхнула с плеча щепки. Вот блин – не с одного ствола бьют и даже не с двух.

Расстрел ни в чем не повинной двери прекратился. Нервишки подводят. Катя отправила вниз еще один кирпич – на этот раз в ответ торопливо хлопнул единственный выстрел, винтовочный.

– Сопротивление бесполезно, – громко сказала Катя. – Хорош баловать. Обещаю сохранить жизнь. Вылазьте.

– Ще не вмерла Україна, – ответил вздрагивающий юный голос. – Спробуй сунься.

«Нехорошо, сопляк какой-то идейный. А где же наш прыткий зайчик? Уходит какой-нибудь норой? Уже ушел?»

– Хватит пальбы бессмысленной, – сказала Катя. – Сейчас здесь вся контрразведка будет. Давайте без перегибов. Первым выходит Горбатый, в смысле – пан Кула.

– Ти, жидовка чекистська, не шуткуй. Ти ж никому нас не сдашь. До тебе куди бильше питань буде. Давай так поговоримо, – откуда-то из глубины подвала отозвался напряженный голос пана Кулы. – Коллеги ведь, чому нам договор не заключить?

«Да пошел ты. Чудом ведь башку взрывом не оторвало, а теперь договор с тобой заключай?»

Катя швырнула очередной кирпич в ощетинившуюся пулевыми пробоинами дверь:

– Вылазь, гад!

– А верно не убьешь? – насмешливо отозвался Кула.

Катя выдернула кольцо, сосчитала до двух и аккуратно закинула увесистое тело «миллсы» за дверь.

Грохнуло, мелькнул язык оранжевого пламени тротила. Это вам не смесь с каким-нибудь модерновым гексогеном. Катя попыталась врезаться в дверь здоровым боком – не очень-то получилось, – с матом влетела в узкий проход. Проскочила по чьему-то раскинувшемуся телу с обрезом в руке. Навстречу с опозданием хлопнул пистолетный выстрел. Катя упала на колени, ответила из «маузера», стараясь бить поверх вспышки выстрела. В тесноте «львиный» «маузер» грохотал как пушка.

В гулкой тишине слышно было, как осыпаются разбитые пулями кирпичи. Из глубины подвала простонали:

– Сдаюся. Не стреляй, сука.

Сквозь доски наглухо забитого окна свет в подвал едва проникал. Смутно белела нижняя рубаха – Кула сидел, привалившись к стене, зажимая обеими руками бедро.

– Руки над головой, – приказала Катя.

– Мне ляжку осколками посекло, – прохрипел молодой мужчина.

– А мне плевать, – Катя прицелилась ему в лоб.

Кула с трудом поднял окровавленные руки над головой. На сукне галифе расплывалось темное кровавое пятно.