– Никаких полетов! Тут охрана! Тут сбивают! Раз-два, и нету!
Пятна, что расползлись по его щекам от натуги, долго потом горели, а Костик их тер плечом. Недоразумение какое-то, но главное, чтобы заказчику понравилось. Заказчик же ходил за провожатым по пятам, переспрашивал, наговаривал себе на диктофон, чтобы не забыть. Тарас прислушался было, чего они там бормочут, и с трудом удержался, чтобы не заржать.
– Если не знать, куда идти, то ничего и не найдешь, ходят тут по этажам толпами, на стенах рисуют, а толку? – говорил Костик, пока они шли от станции через заросший палисадник. – Не здесь все. Глубже.
– На нижних этажах? – Южин сбился с шага от нетерпения.
– В южном секторе, – многозначительно сказал Костик.
– И ты знаешь, как туда попасть?
Проводник остановился и задумался; Тарас представил, как он сейчас разведет хилыми руками, мол, не, не знаю, расходимся, пацаны. Но Костик очнулся, кивнул все так же весомо.
– Да, через северный.
За спиной Тараса фыркнула Кира, и тот снова обрадовался, что у него вышло уговорить ее идти вместе. Не очень-то хотелось оказаться запертым на целую ночь в заброшенной больнице с двумя фанатиками. И теперь они шли по узкому коридору между секторами, снимая по ходу невнятную ерунду, настолько пафосную, что сводило челюсти, а Кира тихонько хихикала в стороне, и от этого становилось веселее.
– Сейчас мы идем по узкому проходу, параллельному основному коридору северного сектора второго этажа, – щурясь в камеру, говорил Южин, а сквозь его надежно залаченную челочку пробивались первые признаки далекой еще, но вполне реальной залысины. – Если не знать, куда свернуть, то можно пересечь его за несколько минут, не отыскав ничего интересного, но с нами проводник, знающий тайные маршруты больницы.
Тарас следил, чтобы фокус не съехал с высвеченного фонарем лица Южина, но мельком поглядывал за Кирой, ушедшей по коридору вглубь и тут же утонувшей в его темноте. Мало ли какая арматура торчит из бетонного пола? Мало ли какая прогнившая плитка дернется? Или осыплется чего?
«Ты паникер, Мельников», – вечно ругала его за трусость Кира, а потом убегала со взрослыми мальчишками кататься на подножках медленных строительных поездов.
Правда, однажды их все-таки сняли с такой подножки и на полгода поставили на учет в детской комнате милиции. Тарасу же досталась роль сочувствующего дружочка с хорошим воспитанием – не то что ты, Кирка, оторви да выбрось. Кира в ответ храбрилась, а потом притихла и призналась, что кататься было страшно, кайфа никакого, только пыль в лицо, а теперь папа с ней не разговаривает. И даже всхлипнула. Больше Тарас над ней не потешался. И пообещал себе, что одну ее ни на какую авантюру не пустит. Пустить не пустил, а в ХЗБ притащил по собственной инициативе.
Южин наконец договорил и выжидательно уставился на Тараса.
– Сойдет, – кивнул тот.
Поднес камеру поближе, чтобы пересмотреть записанное. Южин вещал, стоя спиной к провалу коридора. Вид его подчеркивал готовность к приключениям и опасностям. Эдакий Харрисон Форд, только без кнута и шляпы. Голос его писался на петличку, так что за звук Тарас не переживал, а вот картинка зернила. Он приблизил кадр, сокрушительно вздохнул – вот же гадость! За плечом Южина что-то сгустилось и проплыло. Разряд холода пронесся от пяток к затылку и осел там, настороженно покалывая. Тарас перекрутил запись, запустил снова.