— Гаджетами, — подсказала Галя. Она отрезала здоровенный кусок торта, самый красивый, с зелёными розами, и поставила перед Хабаровым.

— Во-во-во! А книги вам ни к чему!.. До чего дошло, библиотекарей убивать стали, как в Средневековье книгочеев! Опасаются, выходит, библиотекарей-то?

— Кто опасается? — поинтересовался Хабаров, чайной ложкой подцепил розу и отправил в рот. Крем был холодный и сладкий, приятный.

— Как кто? Тот, кто народ оболванивает! Это же заговор против народа — библиотеки закрыть, книги пожечь, детей в школе физкультурным упражнениям учить, а больше ничему!

— Да что вы ужасы всякие городите, Юрий Григорьевич! — махнула рукой Светлана Ивановна.

— Правду я говорю, — отрезал писатель и сверкнул глазами на Хабарова. — Вот помяните моё слово! Убийство Петра Сергеевича — первая ласточка! Заговор, заговор! Теперь с образованными и начитанными так и будут расправляться, чтоб уж совсем никого не осталось.

— Тут я вам ничего сказать не могу. — Хабаров подул на чай и шумно отхлебнул. — Некомпетентен. Это вам в полицию нужно. Моё мнение такое — забежали сюда в библиотеку какие-то случайные хулиганы, испугали человека сильно, он и… того… помер от неожиданности. Сердце не выдержало или, может, жила какая лопнула!..

— А я вам говорю, что это неспроста! Здоровый мужик, молодой, ни с того ни с сего помер!.. Убили его.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем убили?

— Как?! — удивился Мурашов-Белкин. — Чтоб библиотеку закрыть и расформировать. В рамках оболванивания.

— Да не собирается министерство библиотеку закрывать!

— Ну, это вы так говорите!

И они посмотрели друг на друга.

…Почему писатель не верит в самое простое и правдоподобное объяснение — случайные хулиганы, случайная смерть?.. Что-то подозревает? Что именно он может подозревать?

— А я как узнала, — вступила Настенька, — так сразу помчалась билет менять. А там тариф дешёвый, и говорят, что просто так не поменяют, только с доплатой! Я вон даже Светлане Ивановне звонила, плакала.

Та покивала, подтверждая, — так и есть, и звонила, и плакала.

— Торт вкусный, — сказала Галя и вздохнула. — Такой вкусный торт! Вы на площади брали?

— Обыкновенный торт, — возразил писатель строптиво. — Вы мне всё же растолкуйте, как представитель министерства, кому наш Пётр Сергеевич так уж сильно мешал? Собрал человек вокруг библиотеки культурных людей, детишки стали сюда ходить, взрослые потянулись, и тут такое!.. Очаг просвещения сформировался, разгорелся даже, а теперь всё погибло!

— Что вы каркаете, Юрий Григорьевич?..

— Я не каркаю, а говорю, что думаю!

Хабаров подлил себе чаю. Этот — мутный, как будто со взвесью, пахнувший веником, — отличался от чая, который всегда заваривала Джахан, как украинский самогон от шотландского виски.

…Он очнулся после наркоза и сразу её увидел. Каким-то образом и в наркозе он знал, что она рядом, и знал, что увидит её, как только проснётся. Он проснулся и повернул голову. Джахан пила чай из маленькой пиалы. «Хочешь чаю?» — спросила она и улыбнулась. Одна трубка была вставлена Хабарову в горло, другая в нос, и ещё много трубок и трубочек торчало из него, но она спросила, хочет ли он чаю!