На следующий день было проведено дознание, и я дал свои показания. Иными словами, рассказал то, что считал нужным рассказать. В глубине души я был совершенно уверен, что виновен тот, кто ездил на лошади в мокасинах. Но для большинства горожан это означало бы «индейцы», а мне вовсе не хотелось вызвать всеобщую панику. Начались бы сплошные разговоры да пересуды, а потом кто-нибудь непременно учинит карательный набег. Индейцы бы в свою очередь схватились за томагавки, — и вот мы и глазом не успели бы моргнуть, как разразилась бы кровопролитная война. Сам-то я не сомневался: тот всадник мог быть кем угодно, но только не индейцем. Так что о мокасинах я умолчал. Рассказал лишь о том, как нашел труп. И еще добавил, что, судя по всему, Джонни Варда застрелил человек, которого он знал и с которым перед этим беседовал…

Правда, я таки немного проболтался, о чем тотчас же и пожалел. Меня спросили, смогу ли я опознать следы убийцы, если увижу их вновь, а я возьми да и брякни, что скорее всего смогу.

Этими словами я просто сам на себя мишень навесил, не хуже чем в тире.

В комнате, где проходило следствие, присутствовало несколько незнакомых мне мужчин, которые мне не понравились. Правда, одного из чужаков я знал. Это был Джим Фарго.

Я поселился в доме напротив платной конюшни. Там сдавались комнаты внаем. Вечером после следствия, повинуясь внезапному побуждению, я как можно тише передвинул кровать к противоположной стене. По счастью, это была легонькая раскладушка, так что поднять ее л бесшумно перенести не представляло никакого труда. Я уже снял сапоги и начал раздеваться, когда снова вспомнил незнакомцев, присутствовавших на дознании. И тут до меня наконец-то дошло, что один из них был Дустером Вименом. Тем самым, который ссудил мне десять долларов и представлял интересы Тома Гетти в Дакоте.

Если бы не усталость, я бы немедленно оседлал коня и махнул за холмы.

Я уже говорил, что не мастак по части кольтов. Но с тех пор, как Джастин оставил нам оружие, я не расставался ни с шестизарядником, ни с винчестером. И когда все же вытянулся на койке, то положил свой арсенал рядом с собой.

Ночной город постепенно затихал. По мостовой прогромыхали чьи-то шаги. Внизу хлопнула дверь; подгулявший ковбой споткнулся и громко выругался. Наконец все звуки стихли, и я погрузился в сон.

Внезапно ночь взорвалась грохотом выстрела. Я резко поднялся, сжимая в руке револьвер. В следующее мгновение вторая пуля глухо ударилась в стену. Я, не мешкая, выстрелил в ответ.

Наступило секундное затишье, сменившееся ревом голосов. Из коридора доносились негодующие возгласы, сопровождавшиеся яростными ударами в мою дверь. Я спустил ноги на пол, встал и открыл. На пороге стояли владелец дома и дежурный полицейский: позади них толпились мужчины.

— Что здесь стряслось? — заорал полицейский.

— Кто-то стрелял в меня, — объяснил я. — Я проснулся и выпалил в ответ.

Они вошли в комнату и осветили стену фонарем. В стене зияло два отверстия. Не передвинь я кровать, обе пули вонзились бы в меня.

— Ты переставил кровать, — заметил владелец дома. — Ты что же, ждал этого?