Она повела группу пэтэушников культурно развиваться в театр, в который сама с удовольствием ходила в детстве и сохранила о нем самые теплые воспоминания. Вновь оказавшись в здании театра, пройдясь по светлому фойе, полюбовавшись сквозь панорамное окно на таинственные зимние сумерки, Вера погрустила об ушедшем детстве, вспомнила о том, какая она была хорошая девочка со светлыми и смелыми мечтами. И совсем не хотелось думать, что ни одна из них не сбылась и ждать от жизни чудес больше не стоит.
На Веру снизошла легкая, даже приятная грусть, но когда начался спектакль, всю ностальгию как ветром сдуло. Происходящее на сцене потрясло Веру до глубины души, и удар оказался тем сильнее, что она собиралась увидеть нечто волшебное и сказочное, а показали ей тяжелую серую драму о жизни конченого быдла.
Возможно, эта современная пьеса имела какой-то глубокий подтекст и являлась гениальной работой, но поставить ее в детском театре мог только человек с извращенным воображением. Господи, думала Вера, да эти несчастные подростки и так это видят в своих семьях, а подрастут, тоже станут поддаваться соблазнам, и душу свою пропьют, и оскотинятся, и погрязнут в бытовухе, так и не узнав ничего высокого. Все будет, не волнуйтесь, но подобными пьесами вы лишаете их последнего крошечного шанса жить иначе. Может, дети стремятся к чему-то хорошему и правильному, а вы их со сцены убеждаете, что не надо. Что пьянство, распущенность и лень – это нормально и даже где-то высокодуховно.
Кажется, дети оказались более устойчивы к искусству, они прохихикали весь спектакль, отпуская иногда весьма рискованные и едкие шуточки, но Вера не делала им замечаний, потому что, по-хорошему, надо было забросать этот балаган гнилыми помидорами, которых, к большому сожалению, под рукой не оказалось, но Вера решила, что открытое письмо в отдел культуры обкома с копией в «Ленинградскую правду» станет адекватной заменой томатам.
В три дня она написала статью и разослала ее по всем нужным адресам, ни на что особенно не рассчитывая, ведь «голос единицы тоньше писка». Но выразить свое возмущение она, черт возьми, имеет право.
Прошло недели три, воспоминания о мерзкой пьесе потускнели, и тут, о чудо, Вере домой позвонила не кто иная, как Альбина Семеновна, бывшая завсектором в отделе культуры в то время, когда Вера там паслась в надежде устроиться на работу. Теперь Альбина возглавила отдел. Оказалось, она помнит Веру и, прочитав ее письмо, была рада узнать, что Вера осталась такой же неравнодушной активной девушкой, как в студенческие времена. Альбина Семеновна сказала, что всецело разделяет Верино возмущение, но хорошо бы получить такое же письмо от имени учеников. Что ж, имея на вооружении «автомат по инглишу», собираешь подписи буквально за секунду. Вера не надеялась тогда на улучшение своей судьбы, просто Альбина Семеновна ей нравилась – редкий пример, как женщина пробилась наверх самостоятельно, и Вера хотела быть на нее похожей.
Кажется, она тоже произвела на Альбину хорошее впечатление, потому что через три месяца художественный руководитель театра был с позором уволен, а Вера заняла наконец место инструктора.