Орлов: “В среду будь к двенадцати.”.

Закусив губу, перечитываю опять.

Я: “Спасибо.”, - пишу тут же, переполненная благодарностью.

Орлов: “Рассчитаемся.”

Козёл.

Глава 4. Аля

Просовываю палец в еле заметную дырку на коленке белого в крапинку капронового колготка и бросаю в мусорное ведро. Продолжаю разбирать корзину для грязного белья, посматривая на залипшую в кухонном телеке Тыковку. Приклеив глаза к экрану и болтая босыми ногами, медленно жуёт котлету. 

Аналогичная моей челка убрана со лба и пришпилена невидимкой-клубничкой. Это часть фруктово-овощного набора, который она получила на новый год. Тонкий рыжий хвост колышется от вентилятора, а мое сердце колышется в непонятной тревоге и тоске.

Что будет с ней, когда вырастет? 

Я волнуюсь, думая о будущем. Это вроде моей фобии. Просто она так похожа на меня, а у меня был очень жесткий период переходного возраста. И когда я говорю жесткий, я не шучу. Я была неуправляемая и невыносимая. Удивляюсь тому, что моя мама просто не придушила меня во сне подушкой.

А Тыковка... она даже вилку держит так, как я. И это помимо того, что моя кроха - моя, блин, ксерокопия! Особенно с этой чёлкой, которую затребовала себе тоже, после того, как увидела такую у меня.

Отодвигает еле тронутые макароны, запивая их молоком.

- Я хочу с тобой, - заявляет, поставив стакан на стол и посмотрев на меня. - В Москву.

Я тоже этого хочу. Больше всего на свете я хочу, чтобы она была со мной!

Затолкав ее вещички в стиральную машинку, подхожу и салфеткой убираю молочные усы с усыпанного конапушками лица. 

- Мы же об этом говорили, - напоминаю, заглядывая в чистейшие голубые глаза.

Я рада, что времена изменились. Когда я была в ее возрасте, меня очень жестко тролили за цвет волос и веснушки. А сейчас всем, кажется, плевать.

Опустив глаза, хмурится и дуется, выпячивая губы. У меня сердце плавится. 

Это вообще невыносимо. 

У меня поезд через три часа, и как мне уехать? Когда я сделала это в первый раз, три дня не могла нормально спать. Одна в чужой съемной квартире. Я скучала по ней, как ненормальная. 

- Приеду в субботу и пойдём в кино, - обещаю ей.

Это слегка рассеивает тучи, потому что следующее, что я слышу:

- Я хочу собачку.

- Собачку? - удивляюсь я. 

Это ещё откуда взялось? 

- У тебя же есть хомячок.

Альтернатива настолько смешная, что она даже не комментирует.

- Давай возьмём собачку, - упрямится. - У Вари есть. Я тоже хочу, мамочка... 

- Только собачек нам не хватало, - ворчит наша бабушка, заходя на кухню с двумя пакетами из супермаркета. - Собачка - это дорогое удовольствие, Тоня. Никаких собак.

На ней ярко-красный объёмный сарафан, на ногах не менее красный педикюр. От такой цветовой атаки слегка слепит глаза. Прошлым летом в её гардеробе преобладали более сдержанные тона.   

Забираю пакеты, решив сгладить углы.

- Может, как-нибудь потом… - говорю Тыковке, в надежде на то, что “как-нибудь потом” она забудет о собаке и захочет что-то менее проблемное.

- Да, как-нибудь потом, когда ты выйдешь замуж, и у тебя будет свой дом, - деловым тоном замечает мама, будто это мне нужна та чертова собака.