Чемесов устало опустился на стул напротив.

— Она все еще плачет?

— Да уж нянька с ног сбилась. Не знает, как и успокоить бедняжку. И все, я чувствую, из-за тебя!

— Глупости! Все из-за этой скотины, твоего братца!

— Ты имеешь в виду Игоря?

— Я имею в виду Василия! Потому что Игорь Орлов умер больше года назад, а в доме Александры Павловны все это время с удобством проживал человек по имени Григорий Лафар, известный своими брачными аферами.

— Что-о?

— Так-то, дружище. И узнал я это, считай, по чистой случайности. Из-за настырности мальчишки, который только-только и служить-то у нас начал!

— Силы Господни! Послушай, Чемесов, но как это стало возможно?

— О! Говорят, он еще и не на такое способен. Вчера из Франции прибыл человек, который уже несколько лет охотится за ним. Все это время вы ходили по краю пропасти, а Олежка как-то сумел заглянуть туда и сорвался…

— Но Миша! Неужели действительно Василия убил он?

— К сожалению, да. Просчитались мы с тобой в своих умозаключениях. Теперь вся надежда на Зельдина.

— Кстати, о каком дневнике все время говорит Александра Павловна?

Чемесов вздохнул.

— Дневник ее матери. Мне передала его нянька. Только не выдай старушку.

— Ну и в чем там дело?

— Не могу, друг мой. На суде узнаешь. Хорошо, что ты здесь, потому что тебе, так или иначе, пришлось бы приехать — все это напрямую коснется и тебя. Информация, содержащаяся в этой тетрадке, болезненна для всей вашей семьи, но способна помочь Мише. И это будет справедливо. Поэтому я отказался вернуть дневник Александре Павловне, несмотря на ее настоятельное требование. Это было тяжело…

Иван опустил глаза на свои нервно сцепленные руки.

— Пока это все, что я могу тебе сказать.

Повисло молчание.

— Так, значит, Игорь умер… Но почему никто не сообщил об этом нам?

— Это произошло во Франции в тюремной больнице.

— Где?!

— Он чуть не убил человека в пьяной драке. Дурная наследственность, а, Николай? Скажи, тебе никогда не хотелось кого-нибудь зарезать или, к примеру, придушить?

— Да. И очень часто. Вот, например, сейчас.

— Валяй. Я так извелся за это время, что со мной справится и пятилетний ребенок.

— Вид у тебя такой, будто ты всю ночь пил и гулял…

Николай осекся, напоровшись на взгляд Чемесова.

— Что, неужто угадал?

— Господин Орлов, вы заставляете меня впустую терять служебное время!

— О! О! Ладно уж, скажи мне, в какой больнице лежит Олег Иевлев, и я так и быть оставлю великого сыщика наедине с его похмельем и дурным настроением.

Весна в этом году наступила поздно, но была такой мощной и напористой, что москвичи не успевали за ней. Иван прошел уже половину пути, пока понял, отчего ему так дискомфортно — выскакивая утром из дома, он по инерции надел пальто и теперь чувствовал себя в нем так, словно в бане завернулся в ватное одеяло. Солнышко грело во всю, снег стаял буквально в три дня, и только в укромных, вечно затененных местах лежали почерневшие ноздреватые сугробы. Чемесов снял пальто и понес его, перебросив через руку.

Этот теплый весенний день венчал собой ужасную долгую зиму — сегодня начинался судебный процесс над Григорием Лафаром, а следом за этим судьи собирались заслушать и дело Миши Румянцева. Собственно, сначала их поставили в обратном порядке, так сказать — по хронологии, но Зельдин сумел добиться изменения, справедливо полагая, что после того, как судьи, рассматривая дело Лафара, поймут, через какой ужас пришлось пройти сестре и брату Румянцевым, они с большим пониманием и снисхождением отнесутся и к поступку Миши.