– Так некому будет руководить, если всех таких подвинем, – Ворошилов вздохнул. – У меня после чисток лейтенанты скоро будут командовать батальонами.

– Пусть лучше хороший лейтенант в комбатах, чем плохой полковник! – веско обронил Будённый.

– С этим понятно, – Сталин кивнул и задумался. – Давай, Сергей Мироныч, вместе с Лаврентием проработайте этот вопрос, и будем готовить материал на очередной пленум Центрального Комитета, – он перевёл взгляд на Ворошилова с Будённым. – А у вас, товарищи, я хотел бы поинтересоваться состоянием дел по новой технике. Как обстоят дела с новыми самолётами, бронетехникой и артиллерией? Какие успехи в деле освоения новых стрелковых систем?..

Расходились гости глубоко за полночь, когда всё детское население дачи уже давно спало. Не боясь ошибиться, Сталин прошёлся по коридору и толкнул дверь в крошечный кабинет, в котором только и помещался стол, пара стульев и массивный сейф немецкой работы.

За столом аккуратно писал, выводя слова перьевой ручкой, Александр, сверяясь с каким-то толстым справочником.

– Дайде? – Саша поднял взгляд и, отложив ручку, потянулся с блаженной улыбкой. – А я тут доклад пишу по рабочему движению в Германии. Вроде тема простая, а как копнул, так там столько всего…

– Это хорошо, что ты так серьёзно относишься к деятельности в Коминтерне, – Сталин кивнул. – Но вот правильно ли, что ты делаешь это по ночам?

– А когда? – Александр пожал плечами. – Работы же невпроворот. Вот и оставляю на ночь всё, что не требует полной концентрации.

– Концентрации… да, – Сталин помолчал. – Знаешь, Клим настаивает, чтобы разработчики кассетных боеприпасов были награждены…

– Так пусть награждают, – Сашка хмыкнул. – Гартц Анатолий и Михаил Максимов из НИИ-24 уж точно заслужили. Между идеей о том, чтобы запихнуть в контейнер-пятисотку пятьсот маленьких бомб вместо того, чтобы подвешивать одну пятисоткилограммовку, и реализацией этой идеи дистанция, мягко говоря, не маленькая. Идея, конечно, хорошая, но между идеей и воплощением не один день и не одна бессонная ночь.

– Они – само собой, – Сталин кивнул. – Молодцы конструкторы. Наши германские и итальянские друзья уже почти передрались в очереди за этими боеприпасами. Немцы попытались сделать что-то своё, но не получилось у них там. Но этот вопрос мы решим, да. Ты мне лучше расскажи, что там у тебя на «Красном Путиловце» случилось. А то мне одни докладывают одно, другие – другое. Вообще не понять.

– Да что там случилось, – Александр откинулся на спинку, и глаза его чуть сузились, словно он прицеливался. – Мы же перестали заказывать танки старых образцов. А новые они не тянут никак. То торсионы у них разлетаются, то башни клинит… Ну пока комиссия кировцев разбиралась в заводоуправлении, я прошёл по цехам. Смотрю, мастер уже в годах выводит какую-то деталь. И движения у него мягкие, словно кота гладит. Ну постоял, посмотрел… Он деталь закончил, снял со станка и руки начал протирать чистой ветошью. Я только тут заметил, что руки у него – чистые. Ну я и спросил, что, мол, руки чистые чувствительность повышают? А он и говорит: не только чувствительность, но и точность. Так как дышат руки, а это, мол, очень важно. Ну, я не удержался и интересуюсь: как так, почему при наличии таких мастеров ни погон нормальный, ни подвеску, ни приборы управления… словно не танковый завод, а районная машинно-тракторная станция.