Скшетускому казалось, что он вместе с ложем летит в какую-то бездну.

Скшетуский проспал несколько дней кряду, но и после пробуждения его несколько дней не оставляла жестокая лихорадка. Долго еще он бредил, поминая о Збараже, о князе, о старосте красноставском, вел беседы с паном Михалом и Заглобой, кричал пану Лонгинусу Подбипенте: "Не туда!" — лишь о княжне не упомянул ни разу. Иногда ему казалось, что над ним склоняется румяное лицо Жендзяна, точно так же, как тогда, когда князь после константиновской битвы отправил его под Заславль истреблять шайки грабителей, а Жендзян неожиданно появился на его привале. Видение это поднимало целую бурю в его душе; ему казалось, что время остановилось, и с той поры ничего не изменилось. Вот он снова под Хомором, а проснувшись, поедет будто бы в Тарнополь снаряжать хоругви. Кривонос, разбитый под Константиновом, бежал к Хмельницкому. Жендзян приехал из Гущи и сидит у его изголовья. Скшетуский хочет заговорить, пытается приказать пажу седлать коней, но не может. И вновь ему кажется, что он уже не под Хомором, что с тех пор прошло много времени… был взят Бар, и несчастная его голова снова погружается во мрак. Он уже ничего не видит, ни о чем не ведает, но мало-помалу из этого мрака, из этого хаоса появляется Збараж, осада. Так он не под Хомором? А как же Жендзян все сидит возле него, склоняется к нему? Через узоры в ставнях в комнату врывается луч яркого света и падает на лицо мальчика, полное озабоченности и сострадания.

— Жендзян! — кричит пан Скшетуский.

— О, пане, наконец-то вы узнали меня! — радостно отвечает паж и припадает к его ногам. — Я думал уже, что вы никогда не очнетесь.

Мальчик рыдал и обнимал ноги рыцаря.

— Где я? — спросил пан Скшетуский.

— В Топорове… Вы пришли к королю из Збаража… Слава Богу, слава Богу!

— A король где?

— Пошел с войском на помощь к князю-воеводе. Тут Жендзян встал и отворил окно.

В комнату ворвался свежий утренний ветерок, а вместе с ним к Скшетускому полностью возвратилось сознание. Жендзян уселся в ногах кровати.

— Так я из Збаража сумел-таки выйти? — спросил рыцарь.

— Так точно… Никто не мог сделать того, что сделали вы, и благодаря вам король пошел на помощь.

— Пан Подбипента пробовал раньше меня, но погиб…

— Что вы говорите? Пан Подбипента погиб? Такой щедрый и хороший пан!.. У меня даже дух стеснило… Как они могли сладить с таким силачом?

— Расстреляли его из луков.

— А пан Володыевский и пан Заглоба?

— Были здоровы, когда я выходил.

— Ну, и слава Богу. Они большие ваши друзья… ну, разве еще, ой… ксендз говорить мне запретил… Ну, а что будет с состоянием пана Подбипенты? Там ведь немало всякого добра… Неужели он ничего не завещал друзьям? Родственников у него, кажется, не было?

Скшетуский ничего не ответил. Жендзян понял, что его вопрос пришелся некстати, и переменил разговор.

— Хорошо, что пан Заглоба и пан Володыевский здоровы, а я уже было думал, что их татары одолели… Сколько нам пришлось пережить вместе!.. Вот жаль только, что ксендз запретил мне говорить… Я думал, что никогда их не увижу, потому что татары так прижали нас, что и выхода не было…