Он продолжал подъем мучительно медленно, но упорно. Каждое движение несло в себе боль и риск, но он действовал с непреклонной решимостью, запретив себе думать о неудаче. Усилившийся дождь терзал тело ледяными иголками, как будто вознамерился сбросить его со скалы. И дождь, и усталость, и боль — все было против него, но он только сильнее цеплялся за скалу стихиям наперекор. Перехват за перехватом, шаг за шагом, все выше и выше. Каждый миг этого подъема был рождением заново, каждый новый вдох — откровением. Камни внизу удалялись, но облака наверху, казалось, поднимались вместе с ним, обнажая следующую часть утеса, но не его вершину.
Как знать, может быть, никакой вершины и нет. Может быть, он будет карабкаться, пока не кончатся силы, а потом сорвется навстречу смерти. Эта мысль не вызвала в нем особой тревоги, ведь погибнуть, исчерпав все силы, лучше, чем погибнуть, так и не узнав предела собственной выносливости. Приободрившись, он полез быстрее: теперь гора стала его врагом, препятствием, которое надо преодолеть. Конкретный образ врага придал ему сил, до предела обострив желание победить.
Теперь и вверху, и внизу он видел только каменный откос, эту неумолимую черную стену, которая хотела, чтобы он сдался и умер. Он стиснул зубы, а потом со злостью плюнул в скалу перед собой. Кровь ручейками струилась по рукам из глубоких, до кости, порезов на ладонях, оставшихся от острых выступов, на которые он переносил весь свой вес. Но боль — ничто по сравнению с мыслью, что эта скала окажется сильнее его.
Он не знал, почему вероятность поражения казалась ему столь мучительной, если самой смерти он не боялся. Чего вообще может бояться человек, у которого нет ни памяти, ни будущего? За этой мыслью пришла другая: посмотрев на свои тонкие руки, прикинув в уме собственный рост, он понял, что еще подросток. У него было тело юноши; крепко сложенное, мускулистое, но все-таки не тело взрослого мужчины. Может быть, этот подъем — часть какого-то мальчишеского спора или обряда инициации? Проверка его мужества, ритуал взросления? На границе сознания вспыхнул неясный образ: кто-то огромный и грозный вкладывает в него железную волю и готовит невозможные испытания, зная, что он их выдержит.
Воспоминание померкло, сменяясь новым смутным ощущением. Он здесь не один. Некто — нечто? — следит за ним. Смехотворная мысль, потому что где найти еще одного такого дурака, который полезет по отвесной скале в дождь? Но возникшее чувство не исчезало.
Он нашел подходящий выступ, на котором мог отдохнуть, не разодрав снова израненные ноги, и осторожно развернулся так, чтобы встать спиной к откосу. Спустился туман, и влажная непроницаемая завеса скрыла все вокруг, обнажив, однако, кусочек неба. Он увидел звезды. Прекрасный черный холст, на нем россыпь ярких точек — брызги света от невероятно далеких солнц. Он знал, что такое звезды, знал химические законы их жизненных циклов, но источник этого знания оставался такой же тайной, как и путь, который привел его на эту скалу. Созвездия и потоки светящихся частиц вращались у него над головой, словно огромный сияющий диск.