– Отче, дорогой наш, я знаю одну женщину с таким именем, не думаю, что такие могут быть еще… – Эти слова прозвучали вспышкой в его мозгу, сознание не сразу восприняло их, ноги подкосились, и оба опустились на маленький диванчик.

– Как…

– Её действительно зовут Весна, ей за 30…, или чуть больше, лет; у неё немного раскосые…, очень необыкновенные и красивые глаза…, онааа успешный журналист и фотограф, как и ее отец. Кажется, он был действительно японец… Отче, неужели это вы?!… – Все происходящее для двух других участников, было словно во сне. Поразительно, что не понимая ни слова по-русски, и восприняв на эту тему только произнесенный на родном языке спич, непугавший Татьяну, японцы, обалдевшие от происходящего, не ошиблись в своих догадках, и быстро очнувшись, бросились поздравлять отца Филарета – Ясуси Накомуру…

Через несколько дней эта новость облетела не только маленький мир госпиталя и церковного прихода, но и всю литературное общество.

Первый разговор отца с дочерью, происходил при нескольких близких друзьях последнего, и показался им несколько холодным, что и понятно. При укрепившемся мнении Весны в том, что отец бросил свою семью, последствия чего были ужасающи, для тогдашней девочки, потерявшей не только жилой угол, средства к существованию, мать, но и имя, и прошлое…

Она не хотела, поначалу, возвращаться в то несчастливое время, не жила и тем счастливым промежутком его, когда в ее жизни появился «Солдат». Запечатлевая прошедшее на фотографиях, она предпочитала существовать в настоящем. Ничего из происходящего, после случившегося с Алексеем, не цепляло ее сердце, но так не было всегда. Будучи чувственной и отзывчивой, девушка многое пережила и осознала. Оказавшись не в состоянии переносить такие психологические перегрузки и сопротивляться положительным, по её мнению, событиям, день ото дня она вливалась в емкости соблазнов, вытекая из них, как не странно, совершенно не измененной.

Мы не говорим о разврате, о похотливости, о потреблении алкоголя или наркотических средств, отнюдь, этого она почти сторонилась, зная меру. Сама для себя она объясняла свое непостоянство с мужчинами, кои ухаживали за ней во множестве, бросая к ее ногам если не города и государства, то приличные состояния и все, что можно было приобрести на них, потерей стержня, большую часть которого составлял главный мужчина ее жизни, ныне пребывающий, уже несколько долгих лет, в коме.

Весна чувствовала вину, за ту самую измену, она увеличилась после полученного прощения, что болезненно унижало гордыню и требовало возмездия. Происходило это по причине отсутствия возможности ответить ему той же добротой. Она до сих пор любила его, но как-то из глубины, что не выходило дальше сердца, глушилось снаружи, и было ноющей, почти не заметной, болью.

В ее квартире-студии, куда, кстати, не ступала ни одна нога мужчины, кроме него, был небольшой уголок, оформленный его фотографиями, главная из которых распласталась на всю стену. Эта была очень старая фотография – одна из первых, сделанная ей самой в первую их совместную поездку за рубеж.