После короткой ночи в дешевенькой гостинице она проглотила кофе с круассаном в кафе рядом с заведением. Париж, биохакеры, клан отрезанных фаланг… все казалось очень далеким. У копа было чувство, будто на этих кельтских землях она ведет совсем другое расследование и ищет частицу истины в совсем ином ритме, нежели в столице. Здесь все отсылало к прошлому с навязчивым ощущением мрачной тайны, витающей над этими краями.

Она была чужачкой, на которую местные, собравшиеся у бара, поглядывали косо. Лица, изъеденные солью, руки в рубцах от нейлоновых рыбацких сетей. Как раз тот тип людей, которых Люси и искала: эти завсегдатаи бара должны знать все обо всем. Она допила кофе и подошла к стойке. Разговоры стихли.

– Мне нужны сведения о заброшенном доме на мысу, и я подумала, что кафе – лучшее место, чтобы задать такие вопросы. Я хочу знать, кто там жил и что именно случилось в том доме.

Мужчины поглядывали на нее исподлобья. Один из них положил на стойку монету и вышел. Бармен, не ответив, отвернулся к кофемашине. Шум кофемолки заполнил помещение. Люси пристально посмотрела на Гегана – имя было написано на его комбинезоне пожарного: «Геган Отец & Сын». Тот в свою очередь разглядывал дно своей чашки, не решаясь поднять большой блестящий нос. Скрученная сигарета покоилась у него за правым ухом, под курчавой седеющей шевелюрой, отдаленно напоминавшей морскую губку.

– Мы здесь об этом не говорим, дамочка. Ступайте в мэрию или еще куда.

Похоже было, что он обращается к своей чашке. Люси выложила полицейскую карточку:

– Скажем, я немного спешу. И предпочитаю поговорить с местными жителями, а не с администрацией.

Геган украдкой оглядел ее с головы до ног: он, безусловно, был родом из семидесятых, когда копами служили только усатые мужики. Он допил кофе и засунул руки поглубже в карманы:

– Пойдемте. Ну, если эта морось вас не пугает.

Они прошли несколько сотен метров в направлении порта. Кожа у него так загрубела, что он даже не ежился. Почему надо разговаривать снаружи, когда можно остаться в тепле в баре? Кутаясь в куртку, Люси продрогла и прониклась уверенностью, что Геган сделал это нарочно, просто чтобы преподать урок заезжей парижанке. Она едва различала блестящие корпуса судов в тумане, который накатывался из морского простора и обволакивал их, как колючая проволока.

Бретонец смерил ее взглядом:

– Я могу узнать, почему вы расследуете эту историю?

Вдали прозвучал туманный горн.

– Я приехала из-за заброшенного дома. Он может быть связан с преступлениями, над которыми мы работаем. Я не знаю ни истории, ни обитателей этого старого жилья. Поэтому вы мне и нужны.

Он перекатил сигарету от уха к губам и прикурил, загораживая огонек зажигалки. Один из ногтей на его левой руке почернел, наверняка из-за неудачного удара. Он кивнул на причал, где стояла одна из лодок:

– Это была их стоянка. У них была маленькая девятиметровая яхта, сделанная в Италии, которую они назвали «Лука». Часть времени она стояла на приколе здесь.

– Когда вы говорите «они»…

– Семья Гриффон. Муж, жена и их сынок. Они приезжали в свой загородный дом на мысу по нескольку раз в год, а летом проводили там целый месяц. Часто бывало, что Мэгги с сыном оставались, чтобы она могла порисовать, а он возвращался в Париж. Марк Гриффон был известным гинекологом.