– Особенно с тех пор, как ты стал выплачивать ей гигантские алименты. Она получит большие деньги, и у нее все будет в порядке. Ей бы стоило поделиться с тобой. – Сьюзан хмыкнула. – Я просто стараюсь предупредить, Эрик. Не надо в это лезть.

– Это дом моей дочери. – Эрик прижал телефон ухом к плечу, вынул банку пива, оторвал железное колечко и сделал глоток.

– Да, это был дом твоей дочери, но Кейтлин решила по-другому.

Эрику нечего было возразить, он мог только переваривать полученную информацию. Он не понимал, как Кейтлин могла продать дом, даже за такие огромные деньги. Он не понимал, как она могла уйти от него. Он ведь любил ее, любил и сейчас, но она ушла и забрала с собой все: Ханну, вид из окна, отлично постриженную лужайку, на которой даже не росли сорняки.

Эрик сделал еще глоток пива, оно горчило.

– Эрик, ты здесь?

– Да, но я близок к самоубийству. Впрочем, к счастью, я знаю хорошего психотерапевта.

Сьюзан рассмеялась.

– Ладно, давай сменим тему. Расскажи мне о софтболе. Кейтлин сказала, что я не имею права присутствовать на тренировках Ханны. Это правда?

– Нет, она просто пыталась от тебя избавиться. И Дэниел тоже. Я рада, что ты не стал отвечать на его звонок. Он вообще не должен с тобой разговаривать напрямую, он ведь знает, что у тебя есть законный представитель. В любом случае тренировка – это общественное мероприятие. И ты имеешь право на нем присутствовать.

– А она не должна была посоветоваться со мной, прежде чем записывать Ханну на летние занятия? Разве у нас не написано в соглашении, что мы принимаем важные решения только сообща?

– В соглашении речь идет о таких решениях, как выбор религии или перевод ребенка в другую школу.

– А что нам делать с софтболом?

– Ничего. Если мы выйдем к судье с просьбой запретить Кейтлин отправить Ханну в секцию софтбола, мы проиграем. И это будет выглядеть так, будто ты придираешься. По мелочам.

– Ты так говоришь, как будто это пустяк. Но ведь для такого ребенка, как Ханна, это совсем не пустяк. Я уже говорил тебе, она очень тревожная и она совсем не хочет играть в софтбол. Она играет плохо, и другие девочки над ней смеются. Мы же можем представить это в суде?

– Нет. Суд не будет убеждать родителей отдавать или не отдавать их ребенка в секцию софтбола. Я знаю, ты считаешь, что у нее тревожное расстройство, но ведь диагноза у нее нет.

– Я поставил ей этот диагноз, а я имею на это право.

– Но суд не признает твое мнение, потому что ты заинтересованное лицо – и это действительно так. Если ты хочешь, чтобы мы обследовали ее и получили заключение о ее психологическом состоянии, мы можем это сделать.

– Я не хочу больше подвергать ее стрессу, даже чтобы убедить в чем-то судью!

Эрик ненавидел всю эту судебную волокиту – с какой стати какой-то судья вообще может решать, что и как лучше для его ребенка, которого он знает лучше всех и любит больше жизни?!

– Она и так нервничает из-за нашего расставания, а теперь и из-за переезда.

– Дети легко приспосабливаются, Эрик.

– Не все дети легко приспосабливаются. – Эрику не нравился скептицизм в голосе Сьюзан. Дети с тревожными расстройствами страдают от душевной боли, и он знал это лучше, чем кто-либо. И некоторые не выдерживают этой боли, слетают с катушек. Интересно, сколько еще случаев стрельбы в школах должно произойти, чтобы люди наконец-то это поняли?