Мало сторонников исследований биоразнообразия в корпоративном и медицинском мире. Это серьезная ошибка. Из-за нее страдает вся наука в целом. Работа систематиков отнюдь не сводится к присвоению названий новым видам. Это серьезные эксперты и главные исследователи тех организмов, на которых они специализируются. Именно от них мы получаем бо́льшую часть сведений о биологии всех живых существ, кроме человека, – в частности, о таких многочисленных классах и семействах, как круглые черви, клещи, насекомые, паукообразные, веслоногие, водоросли, злаки и сложноцветные, от которых в конечном итоге зависит наша жизнь.

Фауна и флора экосистемы – это гораздо больше, чем простая сумма видов. Это сложная сеть взаимодействий, так что истребление одного вида при некоторых условиях может коренным образом повлиять на всю экосистему. В естествознании существует суровая истина: ни одна экосистема не может бесконечно долго выдерживать человеческое вмешательство, если не знать всех видов, из которых она состоит. Число таких видов исчисляется тысячами, а порой бывает гораздо больше. Знания, получаемые при помощи систематики и зависящих от нее биологических дисциплин, не менее важны для экологии, чем анатомия и физиология – для медицины.

Без этих знаний ученые зачастую не могут правильно выделить в экосистеме «краеугольные» виды – те, от которых зависит существование системы. Наиболее важным с этой точки зрения видом, пожалуй, можно назвать калана. Это морская выдра – животное, сравнимое по размерам с кошкой, родственник ласок. Калан обитает по всему западному североамериканскому побережью, от Аляски до Южной Калифорнии[10]. Поскольку роскошный мех калана ценился очень высоко, к концу XIX века этот вид оказался почти полностью истреблен, что обернулось катастрофическими экологическими последствиями. Вслед за каланами практически исчезли водорослевые леса – огромные площади подводной растительности, пускающие корни в морском дне. Водорослевые леса были основной средой обитания для множества мелководных видов, а также колыбелью для глубоководных. Причина исчезновения подводных лесов оказалась простой: каланы питаются морскими ежами, а эти колючие беспозвоночные активно поедают крупные водоросли. Когда численность каланов значительно сократилась, в популяциях морских ежей произошел демографический взрыв, огромные площади океанического дна стали напоминать подводную пустыню и даже были названы «ежиными пустошами». С началом защиты и восстановления популяций каланов численность морских ежей вновь естественным образом снизилась, и водорослевые леса также удалось возродить.

Как мы можем заботиться о видах, образующих земную биосферу, если пока даже не открыли абсолютного большинства из них? Специалисты по природоохранной биологии сходятся в том, что многие виды будут истреблены еще до того, как мы их откроем. Даже с чисто экономической точки зрения цена упущенных из-за этого возможностей представляется колоссальной. Исследования, затронувшие лишь незначительное количество биологических видов, существующих в природе, позволили кардинально повысить качество человеческой жизни. Достаточно упомянуть массу лекарств, новых биотехнологий и прогресс в области сельского хозяйства. Например, не будь плесени определенного вида, не было бы антибиотиков. Без диких растений со съедобными стеблями, плодами и семенами, пригодных для культивирования, не возникли бы поселения и цивилизация. Без волков не было бы собак, без диких кур не появились бы домашние. Без лошадей и верблюдов мы не могли бы совершать дальние путешествия, а унести с собой могли бы лишь то, что поместится на волокуше или в заплечном мешке. Если бы не было лесов, очищающих воду, не существовало бы сельскохозяйственных культурных растений, за исключением немногих сухолюбивых злаков. Без дикой растительности и фитопланктона на Земле было бы просто нечем дышать. В конечном итоге без природы не было бы человека.