– А пройдите-ка вы нахер, молодые люди. – Вежливо ответил Фельзенштейн, отрицательно качая головой. – Пожалуйста, не втягивайте меня в свои дела.

– Слушай, мудила, ты не понимаешь, с кем разговариваешь? – Подал голос один из следовавших сзади.

Моше мысленно проклял условия, по которым он должен был щеголять исключительно в местной форме без знаков различия.

– Давно зубами не плевался? – добавил второй голос.

– Давайте попробуем решить всё мирно, – лучезарно улыбнулась девица. – Вряд ли вам нужны неприятности.

– Именно поэтому я вам и говорю: идите нахер. – Флегматично парировал на ходу Моше, прикидывая, что же такое эти четверо натворят внутри гостиницы.

Что потом будет повешено на него, как на соучастника, с той самой целью: заставить поделиться всем, чем он может (в информационном плане, поскольку только его сводная рота последний раз вышла из пустыни относительно целая и в боеспособном состоянии).

– Слышишь, жидок, а ты не сильно ли много на себя берёшь? – подал голос третий из особей мужского пола, догоняя Фельзенштейна и кладя руку ему на плечо. – Ты что, правда не понимаешь, что сейчас с тобой будет?!

– Я очень хорошо понимаю, что надо делать, когда кто-то говорит мне «жид». – Всё так же непоколебимо вежливо ответил Моше и остановился, разворачиваясь.

Он основательно опустил на землю рюкзак, висевший на одном плече; затем аккуратно снял с носа очки, убирая их в специальный титановый футлярчик (снаружи покрытый дешёвым пластиком и выглядящий именно дешёвым пластиком).

После этого, не вступая в дальнейшие разговоры, без замаха зарядил последнему говорившему по зубам.

Ростом Фельзенштейн был под два метра, весом тоже хорошо за сотню (в килограммах, не фунтах). Многих регулярно вводили в заблуждение его очки, но тут ничего не поделаешь: когда по двое суток, без перерыва, с убитого монитора лично ведёшь беспилотники, сядет любое зрение.

Именно поэтому он никогда не носил линз: очки можно снять. Тогда глаза устают меньше, и работать со станцией можно нормально (собственно, это и есть основной плюс от близорукости).

В случае же необходимости лично пострелять (как и было в этот последний, злополучный раз, продлившийся несколько долгих недель), очки надеваются на нос гораздо быстрее, чем вставляются в глаза линзы.

А после последних, коротких, но достаточно интенсивных боевых действий (где его сводная рота ударных беспилотников оказалась в самой гуще событий), он приловчился стрелять и по размытому силуэту (без очков), и на слух, если ночью.

Не зря говорят, человек ко всему может приспособиться.

Говорливый антисемит упал, как подрубленный.

Чудесно понимая, что шансов против четырёх одарённых немного, Моше не стал рассусоливать. В людях он понимал неплохо, в жизни видел достаточно. Он понятия не имел, зачем этим местным учащимся нужно в гостиницу, ещё и нелегально. Но окажись он замешан в этом, можно ставить сотню против ржавой крышки от пива: его проблемы в этой стране после этого только начнутся. И никто не посмотрит на то, что он командировочный и вообще из другой армии.