Мы с честью прикончили кролика. Помидоры я просил Савелия Фомича забрать: больно перчённые, не навредили бы моим миндалинам.

— А вы травкой не пробовали? — спросил старик.

— Травкой нет, — сказал я.

— Может, лучше нынешней химии… Тут у нас одна кудесница есть, Матюшина Евдекия Дмитриевна. Не слыхивали? Коломойцев у ей на постое. Бабка умелая. От прострелов, колик, удушья врачует. Любую хворь снимает.

Сама свои корешки да листики собирает.

— Запущена у меня болезнь, Савелий Фомич. Только хирург и поможет. Или же сам, закаливанием…

— Попробуйте, Игорь Андреевич. Попытка не пытка.

Худа не будет. А полегчает-за вами пузырёк. — Он засмеялся. — Это я шуткую, конечно. А к бабке Евдокии советую обратиться. Она вон нашего кузнеца, покойника Егора Игнатьевича, лечила. От запоев. Или взять конюха Илью Петровича, царство ему небесное, радикулит как рукой сняла… Брат мой, он в прошлом году помер, только и держался на её настоечках…

— Я, Савелий Фомич, ещё пожить хочу, — прервал я старика с улыбкой.

Он хмыкнул и засмеялся:

— Так эти все по годам померли. — Он ещё раз крякнул. — По старости…

На том наша посиделка и кончилась.

Утром я зашёл к директору совхоза. Емельян Захарович вышел из-за стола навстречу. Его крупный торс облегал толстый свитер домашней вязки. Он сильно прихрамывал, хотя и старался скрыть это.

— Приветствую вас, дорогой Игорь Андреевич, приветствую. Хоть и случай привёл вас опять сюда совсем не радостный. Видите, как обернулось? До чего вы докопались…

— Между прочим, не без вашего участия.

— Какое моё участие, — отмахнулся он. — Присаживайтесь.

Мурзин проковылял на своё место. И я совершенно автоматически спросил:

— Ну как здоровье? — И с опозданием понял, что спрашивать не стоило. Нога его беспокоила сильнее прежнего, это можно было заметить сразу.

— Ничего, спасибо, — ответил он. Не очень весело. — Единственное утешение, что не конь. — Он похлопал по больной ноге: — С такой штукой на работе держат только людей…

Ещё я обратил внимание, что на затылке у Емельяна Захаровича серебрился едва заметный пушок. Обычно его голова была тщательно выбрита. Что это, усталость? Да, вид у Мурзина не очень бодрый…

— Поговаривали у нас на селе, — продолжал он, — но по-настоящему верю только официальным лицам. И страшно делается за людей, когда сталкиваешься с подобными фактами. Ну и история… Ладно, такие случаи, как с Аней, может, особая статья, совсем из ряда вон. Но ведь эрозия души начинается с мелочей. Зять, к примеру, холодильник покупал. Стоит в магазине несколько штук. У одного дверца не так хорошо закрывается, у другого стенка чуток поцарапана, у третьего ещё что-то. За пятёрку продавец выдал холодильник без задоринки. Почему так? Или ещё. Были мы в Москве с директором соседнего совхоза. Немолодой он человек, а в столице впервые. Пошли обедать в ресторан. У него авоська с какой-то безделицей, которой цена грош. Но просят сдать в гардероб. Он сдал. Обратно выходим, я жду его. Взял он свою авоську, выходим. Смотрю, смущённый. Спрашиваю: «Что случилось?» А он мне: «Недаром говорят, всюду деньги, деньги». А что оказалось.