— Пф-ф, — послышалось в ответ равнодушное фырканье: на губах мальчика на миг появился пузырь слюны, который он тут же вытер рукой.

Возможно, Том прибавил бы к этому еще какую-нибудь красноречивую фразу, но вдруг заметил Викторию Дрейк, которая стояла у перил, в двух десятках футов от них, и пристально смотрела на море. Глаза у мальчика расширились, челюсть отвисла, и он испытал первые муки желания. Почувствовав, что на нее смотрят, девушка медленно оглянулась, поймала его взгляд и, окатив презрением, отвернулась опять. Том понял, что покраснел, и плотно сжал губы. Матье, наблюдавший за всей этой пантомимой, не смог удержаться от смеха.

— Что с тобой, Том? — воскликнул он. — Ты покраснел как рак. Неужто влюбился?

— Пф-ф, — снова фыркнул племянник, словно сама эта мысль была нелепой. (А сам подумал: «Да».) Матье посмотрел на предмет его любви и медленно кивнул. Том почувствовал, как поневоле снова перевел взгляд на Викторию, но той уже и след простыл.

— Да, — сказал Матье, который и сам много раз оказывался в подобной ситуации. — Кажется, я понимаю.

Из своего многолетнего опыта капитан Кендалл знал, что вступать в панибратские отношения с командой неблагоразумно. В начале своей карьеры он пытался снискать расположение помощников и матросов, находившихся у него в подчинении, и надеялся благодаря дружбе с ними создать на борту атмосферу взаимопонимания. Однако этим воспользовались на «Персевирэнс» — капитан стал замечать самодовольство среди членов команды, которые вовсе не считали его тем дисциплинированным командиром, чей образ вдохновлял его при чтении рассказа о «Баунти». Приняв командование над «Монтрозом», он существенно изменил тактику. Хотя нынешние подчиненные и не боялись его, они все же относились к нему почтительно, а перепады его настроения стали притчей во языцех. Он мог подобострастно общаться с пассажиром первого класса, а в следующую минуту чуть ли не замахиваться кулаком на матроса. На корабле существовало неписаное правило: выполнять приказы капитана, но не попадаться ему под руку. Старпом Соренсон, слегший с аппендицитом, — единственный человек, который пользовался еще меньшей популярностью среди коллег за свое подхалимство, и капитан понимал: возможно, он один из всей команды жалеет, что Соренсон попал в больницу.

Сидя вечером за письменным столом в своей каюте и расставив на голубых картах циркули, капитан что-то быстро записывал на клочке бумаги, подсчитывая расстояния, исходя из долготы и широты, и с помощью скорости в узлах пытался определить, успеют ли они прибыть в Канаду к сроку. Он с удовольствием отметил, что пароход идет точно по графику. Ясное небо и легкий попутный ветерок дали сегодня кораблю большое преимущество, и он даже немного набрал скорость, хотя капитан Кендалл приказал пока запустить лишь четыре из шести паровых котлов. Он свято верил, что судно нельзя перегружать, и редко разогревал котлы на полную мощность. В отличие от своего героя капитана Блая, он всегда строго придерживался расписания и нисколько не стремился опередить сроки. Пароход должен был войти в порт Квебека утром 31 июля, и капитан ориентировался только на эту дату. Прибыть тридцатого — хвастливая показуха, 1 августа — опоздание. Однако, судя по всему, «Монтроз» доберется до места назначения вовремя, и капитан, с довольной улыбкой откинувшись в кресле, взял в руки газету, которую купил перед отплытием. Он бегло просмотрел заголовки: назревают неприятности, связанные с забастовками на бельгийских заводах спиртных напитков; полиция разыскивает какого-то человека, который убил свою жену и разрубил труп на мелкие кусочки; богатая бабуля недавно вышла замуж за восемнадцатилетнего юношу. Капитан отшвырнул газету, злясь на глупость этого мира. «Именно поэтому я и предпочел море», — заключил он.