Когда Макензи открыла глаза, то сразу поняла, что не может дышать. Мир не был погружён в темноту, а скорее, окрашен в странный бежевый цвет. Плечи ныли, а лодыжки жгло огнём. Больше всего беспокоила голова – она раскалывалась от боли.

«Спокойствие, – подумала она. – Вспомни, что случилось».

Макензи собрала воспоминания в единое целое. Она сделала вдох и начала размышлять:

«Тим Армстронг был в сарае. Одна рука была прибита к кресту, который был ещё не готов. Из-за угла вышел мужчина и ударил меня молотком. Я выстрелила. Я его ранила? Он мёртв?»

Учитывая своё текущее положение, ей казалось, что он был жив.

Зрение понемногу вернулось: мир всё также казался блеклым и расплывчатым, но теперь она могла хоть что-то видеть.

Макензи находилась в сарае. Руки были связаны за спиной. Ноги тоже были связаны. Она сидела в углу за садовым трактором и канистрой с бензином.

Она медленно повела головой. Посмотрев в окно, она заметила, что за ним по-прежнему было темно. Солнце ещё не встало.

«Я недолго была без сознания. Возможно, он лишь задел меня молотком».

Это-то вряд ли. Голова болела так, словно внутри разорвалась бомба. Даже не касаясь его, она чувствовала, как лицо начинает опухать.

Справа донёсся лязг. За ним последовали жалобный шёпот и шорох.

«Лежи смирно, – сказал голос. – Скоро всё закончится. Ты умираешь, как Иисус. Ты тоже будет прославлен».

Макензи не видела, что происходит, потому что газонокосилка загораживала обзор. Она попыталась высвободить руки, но безуспешно. Руки были крепко связаны. Единственное, чего она добилась, это поранила запястье о борт садового трактора.

Как ни странно, но боль и кровь из раны пошли ей на пользу. В голове возникла одна мысль, которая казалась одновременно и отчаянной, и логичной. Двигаясь как можно тише, Макензи повернулась вправо. Ей пришлось неудобно вывернуть плечи, но она смогла прижать верёвку, стягивающую запястья, к борту трактора. Она начала поднимать и опускать руки – вверх-вниз, вверх-вниз, – двигаясь как можно тише.

Она не могла знать, получается ли у неё задуманное, режет ли борт трактора то, чем ей связали руки. Макензи могла сказать наверняка, что руки не были связаны ни стальной, ни металлической проволокой,… скорее, верёвкой, или прочной тканью, или…

Гараж наполнил тяжёлый звук удара молотка о гвоздь. За ним последовал приглушённый и сдавленный, но отчётливо слышимый крик агонии. Макензи съёжилась при звуке, но воспользовалась шумом, чтобы в течение двух-трёх секунд сильнее «пилить» верёвку.

Теперь ей казалось, что запястья сжимаются уже с меньшей силой. Она опустила глаза на лодыжки и увидела, что они связаны толстой бечёвкой. Если руки были связаны тем же самым, то, решила Макензи, уже совсем скоро она сможет высвободиться.

Тихое мычание Тима Армстронга превратилось в сдавленный хрип. Он перестал метаться по полу и затих.

«Если не потороплюсь, он умрёт у меня на глазах», – подумала Макензи.

И вновь она услышала лязг гвоздей, а потом громкий звук, с которым молоток упал на пол.

«Я знаю, это больно, – мужчина сказала Армстронгу, – но скоро всё закончится. До тех пор обратись к Его распростёртым рукам. Он ждёт тебя, пастор. Он ждёт тебя, и ты возрадуешься, когда воссоединишься с Ним».