Уиттер взял трубку после третьего гудка и, когда Макензи представилась, пришёл в нескрываемую ярость.
«Агент Уайт, в нашу последнюю встречу я дал ясно понять, что больше не хочу иметь с вами дела».
«Да, сэр, так и есть, и я…»
«Даже не продолжайте, – сказал Уиттер. – Вы были грубы и оскорбили мою веру. Будьте готовы к тому, что я свяжусь с вашим начальником и подам официальную жалобу».
«Это было бы неплохо, – сказала Макензи, – потому что именно он дал мне полномочия действовать по своему усмотрению в рамках этого расследования. Если вы позвоните ему с жалобой, готовьтесь ответить на несколько вопросов о том, почему вы препятствуете раскрытию преступления».
«Вы блефуете».
«Боюсь, что нет. Если хотите, я прямо сейчас дам вам его имя и личный рабочий номер телефона».
Мгновение Уиттер колебался, а потом наконец ответил. Он говорил тихим, похожим на шипение змеи голосом. Макензи представляла, как он крепко схватился за телефон и произносил слова, не разжимая челюстей:
«Хорошо. На Джорджина Авеню есть кофейня, называется «Каппа Джо». Знаете это место?»
«Кофе, – мечтательно заметила Макензи, а потом в порыве эмоций не смогла сдержаться и добавила. – Аллилуйя!»
Огромная очередь к прилавку говорила о том, что добропорядочные жители Вашингтона любят кофе. Макензи сразу заметила викарного епископа Уиттера в глубине кофейни. Сопротивляясь манящему аромату обжаренных зёрен, Макензи пошла ему навстречу.
Когда она присела напротив, Уиттер не был рад её видеть. Она не могла понять, что сделала в прошлую их встречу, что так его расстроило. Видимо, верхушка католической церкви не любит, когда ей в лицо откровенно говорят о прегрешениях их собратьев.
Макензи никогда не умела смягчать удар, чтобы кого-нибудь не обидеть. Не собиралась она делать это и сейчас, когда чувствовала, что близка к обнаружению ответов.
«Как я понимаю, вы до сих пор не знаете, что делать с этими убийствами?» – спросил Уиттер.
«На самом деле, у меня появилась довольно многообещающая теория, – ответила она. – Мы вышли на финишную прямую, но зацепок никогда не бывает слишком много. Именно поэтому я хотела с вами кое о чём поговорить».
«Снова будете обвинять?» – с недоверием спросил Уиттер.
«Вовсе нет. Я начинаю думать, что эти убийства не имеют ничего общего с ненавистью или местью. Мне думается, что убийца испытывает к жертвам извращённое чувство уважения – он прославляет их через символическое распятие. Он думает, что они заслуживают ту же смерть и почитание, что и Иисус».
Эти слова сильно подействовали на Уиттера. Злость уступила место чему-то другому – печали или, может быть, ужасу.
«Кроме этого, мы полагаем, что убийца повторяет Тропу Иисуса, что также подтверждает, что убийства – это проявление уважения, а не мести».
«Понимаю, – уже мягче сказал Уиттер. – Чем я могу вам помочь?»
«Решительность и обожание, которые проявляет убийца, наводят меня на мысль, что мы имеем дело не просто с обычным человеком, неправильно истолковывающим теологическое учение. Тот, кто обладает такой мотивацией, должен хорошо знать и искренне любить Христа,… несмотря на наличие при этом явных психологических проблем».