«Он сохранил эти письма?» – спросила Макензи.

«Он хранил их какое-то время, – ответила Нэнси. – Он обратился в полицию, но они так ничего и не выяснили. Когда стало ясно, что полиция ему не поможет, он удалил все письма. Я лично никогда их не видела».

«Что вы можете сказать о подростке, который выступил с заявлением? Если бы вы дали мне его имя, я бы могла с ним поговорить».

Нэнси покачала головой, и по лицу побежали слёзы: «Он покончил с собой через несколько месяцев. В предсмертной записке он признался в своей гомосексуальности. Это был ещё один удар по отцу Костасу. Теперь обвинения казались ещё более правдоподобными».

Макензи кивнула, думая, как поступить. Естественно, она понимала, что получить нужную информацию у скорбящей вдовы было очень сложно. Это становилось на порядок сложнее, если дело касалось старого разбирательства, наделавшего шуму в прессе, которое могло быть – а могло и не быть – правдой. Макензи решила, что нужно было узнать больше о молодом человеке, который подал заявление, а потом покончил с собой. Эту информацию она могла найти самостоятельно, не мешая женщине готовиться к похоронам отца Костаса.

«Мисс Алленсворт, спасибо большое, что уделили мне время, – сказала Макензи, вставая с дивана. – Примите мои искренние соболезнования по поводу вашей утраты».

«Да благословит вас Господь, моя дорогая», – ответила Нэнси. Она тоже поднялась с места и проводила Макензи к выходу.

Уходя, Макензи дала ей карточку со своим именем и телефоном. «Я понимаю, что на вас многое навалилось, – сказала она, – но если в следующие несколько дней вы что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните».

Нэнси молча взяла визитку и положила её в карман. Затем она развернулась к Макензи спиной, сдерживая очередной приступ рыданий, и закрыла за собой дверь.

Макензи направилась к машине, доставая на ходу телефон. Она позвонила агенту Харрисону, который сразу взял трубку.

«Как продвигается расследование?» – спросил он.

«Пока не знаю, – ответила Макензи. – Можешь сделать мне одолжение и просмотреть материалы десятилетней давности, чтобы найти информацию о том, как отца Костаса обвинили в сексуальном насилии в отношении подростка, руководителя молодёжной группы. Мне важны любые подробности».

«Без проблем. Думаешь, это зацепка?»

«Я не знаю, – сказала она. – Мне просто кажется, что стоит проверить парня, который утверждал, что подвергся насилию со стороны священника, которого прибили гвоздями к дверям собственной церкви».

«Да, мысль разумная», – ответил Харрисон.

Макензи повесила трубку, вновь вспомнив «Страшилу» и Небраску. Она и раньше имела дела с преступниками, чьи действия имели религиозный подтекст. Макензи знала, что такие люди непредсказуемы и очень упёрты. Она не могла рисковать, а значит, должна была проверить все варианты.

Сев в машину, она поняла, что изнасилованный мальчик мог стать весомой зацепкой. К тому же, если не проверить его, то ей оставалось лишь вернуться в штаб-квартиру и зарыться в отчёты, надеясь, что криминалисты найдут что-нибудь стоящее.

И Макензи понимала, что пока она будет сидеть и ждать, когда дело само разрешится, у убийцы будет время, чтобы спланировать свой следующий шаг.