— Подожди, — почему-то шепотом сказал он, одним неуловимым гибким движением подхватив ее на руки и сильно прижав к себе; неслышно ахнув, Оля крепко обняла его, и теперь его глаза были совсем рядом, она ощущала лицом его прерывистое дыхание. Он поцеловал ее, шагнул через порог, движением плеча захлопнул дверь и опять поцеловал. И она, отдавшись во власть его рук, его нетерпения, ни о чем больше не думала, не могла думать; ее поразило его лицо, странно застывшее, с неподвижными, устремленными куда-то мимо глазами; в безотчетном порыве она, осторожно касаясь, стала целовать его глаза, руки.

— Скажи, что сделать, чтобы тебе было совсем хорошо? — прошептала она. — Совсем, совсем хорошо?

Он взял ее за плечи, заставил лечь рядом; от ощущения ее прохладного, податливого тела у него нарастало желание.

— Ты лежи, ты у меня в гостях, — сказал он, быстро вскакивая. — Хочешь соку?.. Апельсиновый… У меня вино есть… бутерброды… с сыром…

— Только соку… или воды, пить хочется…

Он встал, высокий, гибкий и тонкий, с наслаждением, до хруста в суставах потянулся всем красивым, соразмерным телом, и она сквозь полусомкнутые ресницы еще и еще ощущала его взглядом, любуясь; на потемневшем массивном подносе, оставшемся от отцовских времен, он принес сок в высоком, запотевшем стакане, бутылку вина, сыр и хлеб; сейчас каждое его движение, каждое сказанное им слово отзывалось в ней обожанием, желанием в нем раствориться, принадлежать ему каждой клеточкой своего тела.

— Ешь, — сказал он, пристраивая поднос на кровать. — Я тебя больше не выпущу… не пытайся протестовать… Ешь…

— Смотри не пожалей, — пригрозила она почти серьезно. — Ой… есть как хочется…

Петя поднял фужер с вином.

— Ну, здравствуй!

— Здравствуй…

Не обращая внимания на звонивший телефон, они быстро прикончили сыр с хлебом, и Петя вновь отправился на поиски еды, заглянул в холодильник, затем в кухонные шкафы; в буфете в гостиной отыскалась давно кем-то начатая и забытая коробка конфет и несколько ссохшихся в камень пряников.

— Сюда никто не может войти? — неожиданно спросила Оля, неотступно ходившая следом за ним. — Здесь нет еще одного выхода? Такая ужасно нелепая квартира… слишком большая… я таких и не видела. Сколько книг! Кто же столько может прочесть?

— Старое отцовское гнездо… отец был в ранге министра, — сказал он, обнимая ее за плечи и слегка прижимая к себе. — Больше половины здесь — справочная литература. Для работы… у отца — оборона, металлургия… У матери — медицина, у меня — экономика, философия, социология… Я тоже не люблю здесь теперь бывать… пепелище… У нас было по комнате на человека… это считалось нормально для положения отца… Так что квартира была не слишком большая для отцовского уровня, кстати, за мной сейчас остались две комнаты — вот эта и отцовский кабинет с библиотекой. После его гибели все раскололось… что ты на меня так смотришь? Большая половина квартиры — у сестры с зятем. Они — в Париже… Вот та комната, гостиная, тоже им принадлежит, но сестренка просто не заперла ее, гостиная, она всегда у нас была общей площадью…