— Ах да. Но верно и то и другое. В обоих случаях я боюсь некомпетентного подхода. Можно ничего не делать, а можно действовать как слон в посудной лавке. Некомпетентное бездействие или некомпетентная агрессия — теперь понимаешь, о чем я?

У Гурни было ощущение, что перед ним только что споткнулись и попытались выдать это за пируэт. Что-то тут не сходилось. Его опыт говорил, что если высказывают две разные причины какого-либо решения, значит, существует третья — истинная — причина, о которой умалчивают.

Как будто уловив сомнения Гурни, Меллери внезапно сказал:

— Мне надо быть с тобой честным до конца, говорить более откровенно. Ты, конечно, не сможешь мне помочь, если у тебя не будет полной картины происходящего. Понимаешь, сорок семь лет я живу двумя разными жизнями. Первые две трети своего жизненного пути я шел неверной дорогой, стремительно ведущей куда не надо. Все началось в колледже, а после колледжа усугубилось. Я стал больше пить и превратил свою жизнь в бардак. Я продавал наркотики богатым клиентам и заводил с ними дружбу. Один такой клиент настолько впечатлился моей способностью красноречиво всучивать людям дерьмо, что устроил меня работать на Уолл-стрит — и я впаривал бессмысленные биржевые сделки по телефону всяким жадным идиотам, которые верили, что за три месяца можно удвоить их вклад. У меня отлично получалось, и я стал очень неплохо зарабатывать, а уж эти деньги вымостили мне дорогу к полному безумию. Я делал все, что мне вздумается, и практически ничего из того времени не помню, потому что почти всегда был мертвецки пьян. Я угробил десять лет ради обогащения выводка ловких, бессовестных ворюг. Потом умерла моя жена. Ты вряд ли об этом знаешь, но я женился на следующий год после окончания колледжа.

Меллери потянулся за стаканом, сделал глоток и задумался, как будто этот глоток пробудил в нем какую-то новую мысль. Когда стакан был наполовину пуст, он поставил его на ручку кресла, секунду посмотрел на него, затем продолжил:

— Ее смерть меня потрясла. Она повлияла на меня сильнее, чем все, что произошло за пятнадцать лет нашего брака. Честно говоря, жизнь моей жены стала для меня что-то значить, только когда она умерла.

Гурни показалось, что эта аккуратная ирония и последовавшая пауза были хорошо отрепетированы.

— От чего она умерла?

— Это описано в моей первой книге, но я вкратце тебе перескажу. Мы поехали в отпуск на полуостров Олимпик. И вот как-то вечером сидим мы на пустынном пляже, смотрим на закат. Эрин решила искупаться. Обычно она отплывала метров на тридцать и плавала взад-вперед вдоль берега. Она вообще любила всякого рода зарядку.

Он помолчал, прикрыв глаза.

— Тем вечером было то же самое?

— В каком смысле?

— Ты сказал, что обычно она так плавала.

— А, ну да. Да, в тот вечер все было как обычно. По правде говоря, я точно не помню, потому что был пьян. Эрин зашла в воду, а я остался на берегу с бутылкой мартини. — Уголок его глаза нервно дернулся. — Она утонула. Те, кто нашли ее тело недалеко от берега, также нашли меня, валявшегося в пьяном беспамятстве.