Попрощавшись, я встал перед открытым окном. Ноги на ширину плеч, ходьба на месте. Поклоны. Вращения. Упражнения с отягощением. Дыхательные упражнения. Опять душ. Махровый халат. Лунная соната. Аппассионата. К Элизе.

С Карповым пока непонятно. Анатолий от советского гражданства не отказывается, убежища не просит. Просто взял, да и остался на время в Европе, осуществляя гарантированное конституцией право на труд, на отдых, на свободу передвижения. Ведёт переговоры с Либерзоном и Шамковичем — приглашает в помощники на время матча с Фишером. Фишер тоже дал два интервью. Говорит, что извлёк урок из поединка с Чижиком, и в новом матче мир увидит нечто необыкновенное. И еще — что он планирует организовать Профессиональную Шахматную Лигу. Детали пока раскрывать рано, но шахматы ждут новые времена. А ФИДЕ — это клубок бюрократов, погрязших в политиканстве.

Что ж, посмотрим, зачем меня зовет Батуринский. А что, и поеду.

Я ведь и есть фактор, заставивший Карпова решиться. Потому что через три года высока вероятность, что на Карпова выйду я. Матч будет внутренний, с небольшими призовыми. И, если я выиграю, то Анатолия ждет судьба Бронштейна или Корчного. Почтенных и уважаемых гроссмейстеров, но не более того. Гроссмейстеров, упустивших шанс. Зависящих от Батуринского и прочих чиновников. Захотят — выпустят в Милан, захотят — в Дечин, а захотят — никуда не выпустят.

Потерять верные три миллиона? Отказаться от матча века?

Нет. Карпов боец. И он вступил в бой.

Восьмого июля 1975 года, вторник

ЧИЖИК И СИЛКИ МОСКВЫ

— У нас право… Погодите, Евгений Михайлович, уж больно длинное слово… — я достал записную книжку, раскрыл. — У нас право не-экс-клю-зив-ное. То есть неисключительное. Мы можем публиковать повесть в «Поиске», что и сделали. А договор с автором на издание повести отдельной книгой волен заключить всякий. Если, разумеется, автор пойдет навстречу. За нами первая публикация, и только, но мы расцениваем её как несомненный успех журнала.

— За нами, за нами. Но нам потребуются миллионы экземпляров, а «Поиск» сколько даст?

— Тираж наш известен.

— Ну вот. А нужно миллиона два, три.

— Скорее пять-шесть. Если у вас есть мощности, так что ж… Заключайте договор, и печатайте отдельной книгой.

— До этого мы и сами додумались, Михаил. Но Леонид Ильич не даёт добро, — и посмотрел на меня выжидающе.

А я на него.

Если Тяжельников думает, что я могу повлиять на Брежнева, то пусть и дальше так думает. А я помолчу. Не буду говорить ни да, ни нет.

Почему Брежнев не даёт добро, я знаю. Потому, что волнуется. Не знает, как примет повесть читатель. И не хочет миллионных тиражей просто так, в силу служебного положения. Другое дело, если понравится… А повесть хороша. Брежневу есть, что рассказать, а Пантера эти рассказы превратила в то, чем наш журнал и живёт — в остросюжетную историю. История, которая захватывает читателя и не отпускает до последней страницы. И даже дальше.

— Если бы можно выпустить отдельно… — начал Тяжельников и остановился.

— Мы вправе публиковать повесть только в составе журнала. Если есть возможность — то нужно отпечатать дополнительный тираж номера целиком. Иной возможности я не вижу, — сказал я.