Девочка не дотронулась ни до хлеба, ни до груш.

– Покушай, девочка, – ласково сказала госпожа де Флервиль, – потом расскажешь, где вы живете.

– Покорно благодарю, сударыня, вы так добры, – присела в реверансе девочка. – Я лучше отнесу хлеб и груши маме.

– Почему же ты сама не ешь? – спросила госпожа де Розбур.

– Благодарю, сударыня, мне не хочется. Я здорова, у меня есть силы, пожалуйста, не беспокойтесь.

И с этими словами бедная худая девочка, едва державшаяся на ногах, хотела было нести корзинку, но пошатнулась и едва не упала.

– Дай-ка мне корзинку, дорогая, – вмешалась госпожа де Розбур, – я сама понесу ее. Где вы живете?

– Недалеко, сударыня, на опушке.

– Как зовут твою мать?

– В деревне ее прозвали Мадам Фрегат, но настоящее ее имя Франциска Леконт.

– Отчего же ее прозвали Мадам Фрегат?

– Потому что ее муж и мой папа – моряк.

– А где же твой отец? – оживилась госпожа де Розбур. – Он не с вами?

– Нет, сударыня, и оттого-то мы такие несчастные. Мой отец несколько лет назад ушел в море. Говорят, корабль его разбился, о нем нет ни слуху ни духу. Мама так тосковала, что заболела. Мы все продали, чтобы не умереть с голоду, и теперь уже нечего продавать. Что-то станется с матушкой! Если бы я могла спасти ее! – и девочка зарыдала.

Госпожа де Розбур была очень встревожена рассказом девочки.

– На каком корабле пошел твой отец? – спросила она дрожащим голосом. – Как звали капитана?

– Фрегат «Сивилла», капитан де Розбур.

Госпожа де Розбур вскрикнула и схватила за руку испуганную девочку.

– Мой муж!.. Его корабль! – повторяла она. – Бедняжка, ты осталась такой же сиротой, как и моя Маргарита. Твоя мать, как и я, оплакивает своего мужа как покойника, хотя, может быть, они живы. Веди же меня к ней, я хочу видеть ее, утешить ее.

И она прибавила шагу, держа за руку Люси (так звали девочку), госпожа де Флервиль и дети шли следом. Люси хорошенько не поняла, как госпожа де Розбур утешит ее мать, но чувствовала, что пришел конец их несчастьям. Она шла быстро, насколько позволяли ее ослабевшие силы.

Скоро они дошли до старой лачуги. Это был брошенный и полуразвалившийся шалаш дровосека. Крыша была вся в дырах, окон не было, дверь была так низка, что госпоже де Розбур пришлось, входя, наклониться. Внутри было так темно, что с трудом можно было разглядеть женщину в лохмотьях, которая лежала на куче мха. Здесь не было ни мебели, ни посуды, даже одежда не висела на стенах.

Госпожа де Розбур едва удержалась от слез при виде такой вопиющей бедности. Она подошла к бледной исхудалой женщине, которая с нетерпением ждала дочь с хлебом, купленным на вырученные за продажу старого платья деньги. Госпожа де Розбур поняла, что в настоящую минуту больше всего и мать, и дочь мучил голод, она подвела девочку, открыла корзинку и разделила между ними хлеб и груши, обе ели с жадностью. Госпожа де Розбур подождала, пока бедная женщина утолила голод, и потом рассказала, что она жена капитана «Сивиллы».

– Я позабочусь о вашем будущем, Франциска, – прибавила она, – не беспокойтесь ни на свой счет, ни на счет Люси. Вернувшись во Флервиль, я тотчас пришлю за вами телегу. Я прикажу найти для вас помещение и доставлю вам все необходимое для первого обзаведения. Через два часа вы уйдете из этой лачуги!