Боевые барабаны взорвались грохотом за его спиной, и Ёсихиса, пришпорив коня, поскакал обратно к своим войскам.

— Смелый парень! — Хиро стащил с головы шлем и посмотрел вверх. Там уже вовсю палило солнце, превращая прохладное осеннее утро в жаркий полдень. — Смелый, но глупый.

Зеленые знамена качнулись и двинулись вперед. «Бумм» — рявкнула первая пушка бастиона, высунув свое жерло между валами редута. «Пуфф» — к ней присоединилась соседка. На батарее началась суета, забегали подносчики пороховых картузов и ядер.

К первому редуту присоединился второй. По всему перешейку поднялась стрельба, поле тут же заволокло белым дымом.

Я сел на лошадь и двинулся на свой наблюдательный пункт в доме старосты. Все самураи, мимо которых я проезжал, напряженно смотрели на поле боя. Их лица светились внутренней силой и кое у кого даже восторгом. На всем пути обратно в деревню я не встретил ни одной побелевшей от страха физиономии — солдаты всем своим видом демонстрировали желание драться до победного конца. Это значит, что боевой дух на высоте и мне нет смысла скакать перед войсками с рыцарскими призывами. Да и сколько человек меня сможет услышать при таком большом количестве полков и отрядов?

Проехав в дыму мимо второго и третьего редутов, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими залпами всех вокруг, я со свитой оказался в небольшой кипарисовой роще. В лесу было прохладно, тихо, сумрачно и пахло осенью. Тишину то и дело нарушали вестовые, которые догоняли нашу группу с отчетами полковников и тут же разворачивали лошадей обратно, увозя новые приказы. Уже на подъезде к Джихе стали попадаться носилки с ранеными. Ручеек увечных был невелик и тут же обрабатывался на стационарных медицинских пунктах. Все работало как часы, и мои указания никому не требовались.

Взобравшись на чердак наблюдательного пункта, я понял, что нам как воздух нужна большая штабная карта с флажочками, где можно было бы отмечать расположение войск.

Поле боя по-прежнему было скрыто пороховым дымом. Пальба пушек и ружей то усиливалась, то ослабевала, а общая картина боя никак не складывалась. Где-то, по донесениям адъютантов, врагу не удалось прорваться, и через час пальбы он отступил с большими потерями. У третьего редута мечникам симадзу почти удалось дойти до валов и вступить врукопашную. Об этом можно было судить по крикам «банзай!», с которыми самураи бросаются в атаку. Однако сразу вслед за дружным ревом раздался громкий взрыв, и тут же еще несколько — сработали мины. В небо поднялся столб пыли.

Недостаток информации начинал сильно нервировать. Пришлось сбрасывать стресс, нарезая круги сначала по чердаку, потом по двору дома. Заодно ознакомился с устройством кладовой для риса старосты деревни — удивительное строение на семиметровых сваях со скользкими железными оконцовками. По идее, на них должна поскальзываться и падать с высоты мышь. Никаких кошек не нужно. Крестьянское коварство в действии.

Ближе к вечеру стало понятно, что первая атака противника отражена, и отражена с большим уроном. Перед нашими позициями зеленеют многочисленные трупы сацумцев. Особенно густо лежат тела около редутов, где дошло дело до картечи и мин. Пулеметы «гатлинги» я приказал приберечь на черный день — как в той юморной миниатюре Винокура «Пусть сюрприз будет». Военачальники соревнуются в подсчетах трупов. Кто-то говорит о двух тысячах погибших, кто-то о трех. Наши потери — триста раненых и двести убитых. Вроде бы цифры в нашу пользу, но на душе почему-то тяжело.