Перед его глазами снова появилось ее маленькое, преисполненное серьезности личико. Они сидели в игровой комнате в палатке, которую Кэти соорудила из одеял и простыней. Ему было, наверное, пять, а Кэти – десять лет.
– Нам следует держаться вместе, – заявила она, – тебе и мне. Я решила, что нам следует образовать альянс.
Только через много-много лет это слово действительно вошло в словарь Джо, но тогда он сразу же понял, что именно сестра имеет в виду. Кэти составила нечто вроде устава, который и зачитала ему вслух.
Пункт 1. Никогда не ябедничайте на членов альянса.
Они укололи булавкой пальцы, выдавили по капле крови на листок белой бумаги и сожгли его под елью. Даже став взрослыми, они по привычке подписывали письма и открытки придуманным Кэти символом – лежащей на боку буквой «А».
Их отец, Элиас, более двадцати лет работал в конгрессе. Когда его имя появлялось в газетах, что случалось довольно часто, за ним всегда следовало: «чл. палаты представителей. – Кентукки». Деньги, вознесшие Эли на эту вершину, принадлежали его супруге Джози. Ее дедушка нажил состояние на виски, и даже той его части, что просочилась через два поколения, оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание честолюбивого молодого человека из неблагополучных районов Луисвилла.
Эли и Джози проявляли к своим детишкам весьма поверхностный интерес. Подобно большинству людей, связанных с конгрессом, они метались между Вашингтоном и своим родным штатом, поэтому Джо и Кэти воспитывали не родители, а череда нянек и компаньонок, а позже – «помощников».
Сам Джо никогда не задумывался о пропасти, разделяющей их семью. Он боялся взрывного нрава отца, а мать видел крайне редко и воспринимал это как должное. Джо учился в дорогой частной школе, где большинство учеников разделяли его участь. Но такие отношения очень огорчали Кэти, и в конце концов огорчение достигло той степени, когда ей стало на все плевать.
Джо знал об этом, потому что однажды, доставив матери выпивку из кухни, застал их спорящими.
– Мы тебе совершенно безразличны, – с яростью говорила Кэти. – И нужны только для того, чтобы поставить побольше имен на рождественских открытках.
Джози, сидя перед зеркалом, отпила из стакана. Склонив набок голову, она вдела в ухо сережку и произнесла, не отрывая взгляда от своего отражения:
– Ты ошибаешься, любовь моя. Это неправда. Вы для меня очень много значите.
До сих пор в ушах Джо стоял сахарный голос матери: «…о-очень мно-ого». Заверив дочь в любви, Джози встала из-за туалетного столика, освежила воздух из хрустального пульверизатора и скользнула сквозь ароматное облачко.
– А теперь поцелуй свою мамочку, – сказала она. – Твоя мамочка ужасно спешит.
Эли облек свои родительские чувства в форму общественной обязанности. Он вносил предстоящую воспитательную работу с детьми в свой рабочий календарь, о чем сестра не преминула сообщить Джо. Однажды вечером она притащила брата в кабинет отца и показала ему переплетенный в кожу блокнот, в котором они отыскали отведенное им в напряженном расписании конгрессмена место.