– О чем вы? О том, что человек, совершивший подобное преступление, должен быть освобожден от работы или может рассчитывать на более комфортные в отличие от других условия?

– Нет. Обвиняемый привык и к тяжелому труду, и к суровой жизни. Он – не лодырь, мягко говоря. Но ему, как никому другому, необходимо личное пространство, возможности для занятий и учебы. Не секрет, что в наших учреждениях студентам или ученым не дают книг или запрещают читать. Такое бывает. Это хотелось бы предупредить в процессе, сейчас. Я не беру на себя полномочий адвоката, не оправдываю ни в чем обвиняемого. Скажу простую вещь. Убит нелепо прекрасный, авторитетный деятель. Сейчас получит свой серьезный срок убийца. Но растоптать окончательно судьбу и будущее человека с такими невероятными способностями, человека, который только начал свою самостоятельную жизнь, мы не имеем права позволить. Это тоже преступление. Лично я беру на себя право контроля.

– И я, – встала в первом ряду Дина. – Право журналистского контроля.

– Да и я, – лениво поднялся Земцов.

– Что там творится? – посмотрел судья на входную дверь зала. Там раздавались возгласы, дверь приоткрылась, и в зал ворвалась Аня, которую пытались удержать два охранника.

– Меня не пускают! Мне сказали сюда не приходить! А это я убила Артема!

– Что-что? – переспросил судья. – Кому-то известна эта особа? Или это городская сумасшедшая?

– Это Аня. Она не сумасшедшая, – сказал Денис. – Но, конечно, она никого не убивала.

– Всем она известна, ваша честь, – с досадой сказал Земцов. – Это Синицына. С ней встречался Артем Марсель, а она окрутила мальчишку. Сказала убить соперницу, какой она считала Дину Марсель. Потом опровергла свои признания. Василевский тоже все опровергал с самого начала. Я просто исключил ее из расследования, когда понял, что там нет материала. Это одна истерика, что мы и видим.

– Синицына, – обратился судья. – Как вы можете подтвердить свои слова: вы давали Василевскому деньги как киллеру? Передавали оружие? У следствия нет подтверждения факта вашего заказа.

– Да, я все ему давала и передавала.

– Это можно проверить?

– Проверяли, – сказал Земцов. – Ничего она ему не заказывала. Просто чушь какую-то несла по телефону. Он понял так.

– Но я не по телефону говорила ему, чтобы он убил.

– В общем, понятно, девушка, – встал судья. – Вчера мне один сосед сказал, что нужно другого повесить на осине, поскольку он его место на стоянке занял. Но я почему-то не побежал никого вешать. Пейте валерьянку. Ваши показания не имеют ценности.

Когда судья ушел, Анна бросилась к стеклу, за которым стоял Денис, она стучала по нему кулачками, кричала:

– Отпустите его! Он ни в чем не виноват! Это я!

Денис смотрел на нее печальными глазами, как будто издалека. Так ему казалось: время, пространство и воздух раздвигают их с Аней по разные стороны земли.

Неотвратимо раздвигают. Навсегда.

Ему дали десять лет строгого режима. Частное определение насчет возможности заниматься по его усмотрению чтением и наукой было.

Все уже ушли: и судья, и прокурор, и адвокат, повели Дениса. А его мать вдруг закричала: