Уже стемнело, когда Тереза закончила свою повесть. Рассказывала она подробно, хотя это было не в ее привычках, и в самых прозаических местах, например при описании каркасных опор, которые поодиночке вздымались к небу, она замолкала со слезами на глазах. Теперь, десять лет спустя, она совершенно точно помнила каждую мелочь, а поскольку последний раз она видела мать живой там, наверху, и никак не могла убедительно донести до своего друга этот образ, то, закончив рассказ, хотела еще раз вернуться к злосчастному эпизоду, но запнулась, спрятала лицо в ладони и не сказала больше ни слова.

Впрочем, в комнате Терезы бывали и часы повеселее. Еще при первом своем посещении Карл приметил там пособие по коммерческой переписке и попросил его на время. Тут же было условлено, что Карл выполнит содержавшиеся в книге задания и отдаст их на проверку Терезе, уже изучившей пособие в той мере, в какой это было необходимо для ее небольших работ. Теперь Карл ночи напролет, заткнув уши ватой, лежал на своей койке в спальном зале, для разнообразия то в одной позе, то в другой, то в третьей, читал книгу и каракулями записывал в тетрадочке задания авторучкой, которой старшая кухарка вознаградила его за то, что он составил и аккуратно оформил для нее большущий инвентарный список. Он сумел обернуть себе на пользу даже беспокойство, которое причиняли ему другие юнцы, так как в подобных случаях он просил у них маленьких консультаций по части английского языка, что им вскоре надоело, и они оставили его в покое. Частенько он дивился тому, что другие полностью примирились со своим нынешним положением, совершенно не чувствуя его временного характера – в лифтерах юношей старше двадцати лет не держат, – ничуть не задумываясь над своим будущим и, несмотря на пример Карла, читая разве что детективы, затрепанные и рваные, эти книжонки кочевали с койки на койку.

Теперь при свиданиях Тереза тщательнейшим образом правила его работы; порой у них возникали споры, Карл ссылался тогда на своего знаменитого нью-йоркского профессора, но для Терезы это значило не больше, чем грамматические познания лифтеров. Она брала у него авторучку и вычеркивала места, в ошибочности которых была убеждена, Карл же педантично восстанавливал текст в подобных сомнительных случаях, хотя в общем-то здесь в таких делах не было более высокого авторитета, чем Тереза. Иногда, правда, приходила старшая кухарка и неизменно решала спор в пользу Терезы, что, однако, ничего не доказывало, ведь Тереза была ее секретарем. Вместе с тем старшая кухарка примиряла обе стороны, ибо тут же готовили чай, приносили печенье, и Карл должен был рассказывать о Европе, хотя старшая кухарка поминутно его перебивала, она все время задавала вопросы и удивлялась, благодаря чему Карл осознал, сколь многое на родине в корне изменилось за сравнительно короткое время и сколь много перемен успело, вероятно, произойти за месяцы его отсутствия и еще произойдет.

Карл пробыл в Рамзесе почти месяц, когда однажды вечером Ренелл мимоходом сообщил, что перед гостиницей с ним заговорил человек по имени Деламарш и расспрашивал о Карле. У Ренелла не было оснований что-либо утаивать, и он рассказал правду: что Карл – лифтер, однако имеет шанс получить местечко получше благодаря протекции старшей кухарки. Карл обратил внимание на то, как предупредительно отнесся Деламарш к Ренеллу, пригласив его нынче даже на товарищеский ужин.